ПИСЬМА ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ 3

1.В. Д. Лебедевой.

29. XII. 06.

1 Письмо из Сорренто.

Дорогая Вера Дмитриевна! Прежде всего следует расцеловать вас за все московские удовольствия, содействия и т. д. Во-вторых, по обычаю, поздравить с наступающим новым годом и пожелать всего хорошего вам, Владимиру Петровичу м всей вашей семье. Воспоминания о всех вас отзываются сладостью еще до сих пор, ибо конфеты все еще не поглощены м остается целая коробка, помогающая нам переносить стужу, ветер и прочие невзгоды чудной Италии. Первый том моих воспоминаний о последней вы найдете в письме к Босяцким1; попросите Веру прочесть его вам, а вы, в свою очередь, прочтите им это, ибо вам будет описано дальнейшее...

1 Знакомые в Москве. Вера Кесаревна Босяцкая—дочь М. А. Балавинской, одной из друзей в 1882 г. в Харькове.

Итак, побывав в Венеции, где осматривали снаружи дворец дожей, ездили по каналам, собирали раковины на Лидо Адриатического моря, любовались собором св. Марка и пр. под руководством одного профессора, случайного спутника в Венецию,—мы переехали в Неаполь, а потом в Сорренто. Заклинаю вас, дорогая Вера Дмитриевна, не ездите в Сорренто! Это препечальное место. Здесь ветер—как в Неноксе, а улицы, как стены в Шлисс[ельбурге]. Солнце в них не проникает, идешь, как в колодце, в тени, содрогаясь от сырости; у меня уже и ревматизм возобновился в сочленении стены, а если бы я не закалила себя обливанием водой в течение целого года, то я и 3-х дней не вынесла бы... Открытого места нигде нет, плоского прибрежья, которое так много дает каждому любителю моря,—тоже нет. Городок лежит на утесистых, каменистых скалах, кончающихся крутым обрывом, с 3-х сторон его обрамляют горные высоты, но не защищают от северных ветров, которые низвергают струю холодного воздуха в воронку, где ютится город. Издали может показаться, что последний купается в лучах солнца. Напрасно, они освещают только крыши, а в улицы не доходят. Ветер же таков, что ночью его тут я часто принимаю за отчаянный ливень. Прибавьте дороговизну — 8фр. с чел. в день за пансион. Ничего не остается, как бежать, конечно, заплатив хозяину. Вчера ездили в коляске в Помпею (за 7 лир туда и обратно). Остались оч[ень] довольны всем виденным, но продрогли сильно, ибо холод и ветер. Ехать 3 часа при таких условиях в пальто тягостно, и даже вино не могло согреть нас. В самой Помпее, так как крыш нет и др[угое] расположение, было тепло и солнечно. Там мы и завтракали запасами и находили, что похоже на Россию, т.-е. на пикник... Не знаю уж, как быть с Капри и его голубым гротом, когда вот и сейчас руки дрожат от холода. На Везувий, кажется, и думать нечего лезть—непременно сдует ветром в Неаполитанский залив. Целую вас крепко и передайте привет друзьям.

Ваша Вера.

8. И. Д. Лукашевичу.

6. I. 07.

Дорогой Лука! Письмо ваше получила и за привет благодарю. Ко мне обратилась из Харькова бывшая невестой Буцинского—Полина Ивановна Чернышева, заведующая общественной библиотекой. Она просит, чтобы вы прочитали в Харькове в пользу биб. [лиотеки ] какую-нибудь лекцию. Я ответила, что, хотя вы очень заняты теперь обработкой и изданием ваших научных трудов, но все-таки пусть напишет вам—быть может, вы согласитесь.

Так вы, Лука, имейте это в виду и сообразите. Я думаю, для вас хорошо—поездки для подобных лекций. Она пишет, что об условиях—они согласятся, на каких вы пожелаете. Библиотека обслуживает рабочую публику, и Полина Ивановна, кот[орую] я знала в Харькове, предана ей всецело. Сама она очень симпатичная. Она пишет также и о Морозове—я ей написала тоже, чтоб они писали прямо ему, ибо вы оба охотно делаете для обществ [енных] целей, и никаких посредников для этого не нужно. Целую вас, милый Лука, и Дину Давыд[овну]1  тоже.

1Сандер.

Лучек! Благодарю за прекрасные подарки. Целую вас, а у меня насморк, и я боюсь приложить вам бактерию или две, поэтому до свидания!

3. Н. П. Куприяновой.

21. I. 07.

Дорогая Наташа! Ты всегда умеешь выдумать что-нибудь милое—так недавно думала, я, глядя на твою открытку с поздравлением. Мы с Ал. Ив. приняли ее за аллегорию, что мы—эти самые чижики, приютившиеся под зонтиком от снежинок. Крепко целую тебя за эту выдумку. Мы теперь в Alassio (presso Geneva). Писать Poste restante. Здесь без всякого сравнения лучше, чем в южной Италии. Остановились в гостинице на неделю, потом съездим к знакомым и поселимся на частной квартире. Здесь солнце в изобилии, спим с открытым окном, ходим в ватерпруфах; есть пляж; улицы широкие, хотя почва имеет тот же неприятный серый цвет, кото[рый] поражает всюдув Италии. Платим по 6 фр. с чел. на полном пансионе. Дешевле нельзя устроиться, а на юге было все по 8 фр. Совсем оказалась ненужной эта экскурсия в Сорр[енто], не испытали ни капли удовольствия от климата, а денег истратили много. Самый железн[одорожный] тариф очень дорог. Я никак не думала, чтоб русский был дешевле; судила по швейцарским, кот[орые] действительно невелики. С самого выезда из Нижнего стала спать хорошо. Должно быть, «тряска» полезна для меня. Но не скрою, что,, в общем, с переездом за границу какая-то печаль стала подниматься в душу. В Нижнем я все время была в возбужденном состоянии; была деятельна, часто много говорила, а под конец готова была всегда рассердиться. Смеясь говорила, что сердце у меня сердится, даже когда я не сержусь. Это правда. Какое-то особенное трепетание сердца (доктор, кот[рого] мне указал еще Даркшевич, сказал, что у меня невроз сердца—но это пройдет), и такое ощущение от этого—-точно сержусь. Теперь это повышенное настроение совсем упало, и я кротка, как овечка, но думаю, что эта кротость от тупости и неподвижности. И в сущности мне скучно. Хорошая деревня в России—лучше Италии. Только что правда, то правда: по мере того, как я ехала, словно прялась нить; сначала толстая, потом тоньше, и наконец—смотрю, ничего нет, и не можешь уже подобрать все растерянные заботы, интересы. С трудом садишься за письмо, за ответ, В этом смысле—чтоб утомленный человек мог отрешиться от своей обыденной работы, заграничную поездку можно вполне рекомендовать. Одни железные дороги—так и те вытрясут из мозгов все рутинные мысли и так все перетрясут в них, перемешают и приведут в беспорядок, что от старого порядка и голове ничего не останется. Я таю мысль, что долго -щи ь не пробудем, по ч го придется через месяц ехать куда-нибудь па подо- и электролечение.

Italia. Alassio (presso Geneva), писать Poste restante.

4. П. Л. Антонову.

27. I. 07.

Дорогой Петро! Письмо ваше я получила: сестра мне прислала его. Мысль об огородничестве очень одобряю—это гигиеничное занятие, при доме, и Зина1 тоже может помогать; оно требует усиленной работы лишь при закладке парников да хорошего погреба или сарая для хранения на зиму.

1 Жена Антонова.  

Вообще, по-моему, это дело более легкое, чем мастерская, и не требует сразу больших затрат, п. ч. благоразумнее расширять дело после некоторого опыта. Что касается предложения Mapьи Мих., то берите, не раздумывая. У нее лично средств нет. Она мне говорила, что кроме 50 р. в месяц она ничего не имеет, и эти триста руб., наверное, кто-нибудь ей предложил именно для этой цели. И это вас ни к чему не обязывает; вы можете ей сказать, что если дело пойдет удачно, то понемногу будете вносить ей или в какое-нибудь учреждение, для политических], напр., Шлисс [ ельбург-ский] комитет], или отошлете в Акатуй (только бы не на построение храма—сказать между нами!). Появлению наследника или наследницы весьма сочувствую, п. ч. знаю, какой нежный отец вы будете, и меня заранее радует картина вашего будущего семейного счастья. А если оба вы умрете, вы поручите мне воспитывать ваше дитя. Присоединить Митю1—-это очень хорошо бы.

1 Суровцев.

Сообщение так близко, что не понимаю, как вы его не позовете просто, чтоб повидаться: он ведь в Херсоне ничем не занят и описывает идиллию, как греется на солнышке и ходит на базар, ожидая денег из Иркутска. Шлиссельбургский комитет ему предлагал, но он ответил, что пока не надо. Ну, будьте оба здоровы: вы и Зина, особенно ей желаю справиться как следует с задачей. Скоро ли ожидается это событие? Мы с Алек[сандрой] Ивановной Мороз выехали из Москвы 9-го дек. и направились по рекомендации брата в Сорренто, вблизи Неаполя. Заезжали мы в Венецию и восхищались красотой дворца дожей и собора св. Марка, а также оригинальностью этого бесшумного водяного города без улиц, без экипажей и лошадей. В Неаполе были в музее, где собраны картины, отбитые со стен Геркуланума и Помпеи. Чудные картины по грации фигур и силе красок! Были там еще в аквариуме, чуть ли не лучшем во всем мире! Никогда я не бывала в аквариях, и вы поймете мое восхищение. Но по приезде в Сорренто, как и в Неаполе, оч[ень] страдали от холодных ветров. В отеле сидела в шубе, с муфтой, и только в Нёноксе Архангельской] губ. испытала такой ужасный ветер. Сорренто совсем не понравился, к морю нет доступа, п. ч. берег—крутой обрыв, город расположен террасами, так что улицы между 2-х каменных степ, сдерживающих почву каждой выше- и нижележащей террасы, наводят тоску; солнце туда не проникает, идешь в колодце, и нет нигде открытого солнечного местечка, где бы погулять или посидеть. Я даже прозвала Сорренто—Сибирренто, и мы, истомившись, удрали, побывав на Капри, где виделись с Горьким и Л. Андреевым. Из Сорренто ездили осматривать раскопки г. Помпеи. Странное и сильное впечатление производит этот мертвый город, откопанный из-под пепла и лавы. Все дома без крыш; лишь в некоторых они вновь построены, чтобы сохранить уцелевшее убранство и чудную стенную живопись,- которую вначале отбивали и перевозили в музей, но потом опомнились и стали беречь в самых домах Помпеи. 4 часа мы бродили с планом в руках и все осмотрели как следует. Списались тем временем со знакомыми и решили переехать в Alassio близ Генуи. Проезжая через Рим, останавливались на три ночи и видели разные достопримечательности. Собор св. Петра нас очаровал. Это чудо мира по гармонии, изяществу и простоте. Видели Сикстинскую капеллу и галлереи Рафаэля, а также галлерею во дворце Барберини, где есть картина Гвидо Рени: «Беатриче Ченчи»; картины Тициана, Клод Л оррэна и др. художником. Видели и папу: ничего себе—старичок, как старичок, только в красненькой шапочке. Осматривали Колизей и Форум Романум, ездили за город смотреть собор св. Павла, который после Петра уже показался пустынным и мещанским. Рим—это город, единственный в свете, и древнеримские развалины в нем производят па каждого удивительное и в своем роде единственное впечатление. Как страна, где чело [веческий] гений создал величайшие памятники живописи, скулыпуры и архитектуры, Италия великолепна, но ее природа, ее земля меня не восхищают, а Швейцария чарует несравненно более... В Alassio мы выдержали 5-дневный трамонтане—сев[еро]-вост[очный] холодн[ый] ветер, ужасный, невероятный, невыносимый,—точь-точь Нёнокса. По местоположение само по себе красивое, солнечное, есть где гулять, и дешевле, чем в юж[ной] Ит[алии]. С той поры, как выехали 1 дек. из Ниж[него], сплю почти от 9 до 9-ти. Это тоже чего-нибудь да стоит! Чувствую себя недурно—и только, п. ч. попали совсем не в надлежащий сезон. Через месяц думаю полечиться водой и электричеством в какой-нибудь санатории, но в какой стране—не знаю, а здесь нет их или дороги. Целую вас и Зину и желаю всего хорошего. Богатства красок на небе и на море пока еще здесь нет.

Ваша Вера

.

б. М. В. Новорусскому.

3. II. 07.

Дорогой Миша! Письмо ваше получила. Вашим литературным выступлениям сочувствую, но тетрадь о грибах не могу возвратить, ибо таскали ее, таскали по редакциям—и так я ее и не получила. Справки можно навести у сестры и у старшей племянницы—может быть, и вспомнят о ней. Кстати—выручите же тетрадь мою по статистике: она непременно пропадет. Я писала о ней родным, но прощу вас, примите энергичные меры еще сами.

Тех денег, что я вам дала, недостанет, так вы ведь помните, что можете взять у сестры еще, сколько будет необходимо, но не свыше ста рублей. Поэтому я даже не надеялась на обложку с виньеткой—ведь это увеличит расходы, не знаю, на много ли? Имейте это в виду. По отпечатании прошу вас взять экземпляров 50 это и грамматики, и чтоб сестра тоже взяла—для домашнего употребления, и при оказии пришлите, пожалуйста, мне из них сколько-нибудь. Лекцию, конечно, устроят. Еще в Харькове хотели пригласить нашего лектора. Спросите, получил ли он оттуда приглашение? Он, кажется, в стесненных обстоятельствах, так ведь в больших городах можно уславливаться насчет вознаграждения.

Кстати, читали ли вы Ренана «Антихрист»? Дайте его прочесть и супругу Ксани—там он увидит, какая обширная литература существует на немец, яз. относительно апокал[ипсиса] и личности Иоанна апостола. Ренан же доказывает, что апокал[ипсис] принадлежит перу последнего, а евангелие 4-ое—-не брату господню. Книга меня заинтересовала, и ее вы оба прочтете с интересом.

6. П. А. Кропоткину»

3 II. 07. Alassio.

Дорогой Петр Алексеевич! Ваше задушевное письмо обрадовало меня несказанно. Благодарю вас и вашу семью за ласку и крепко целую всех вас. Не успела оглянуться, как пришло и второе письмо, одновременно с книгой. Вы действуете с быстротой молнии—я никак не ожидала такого скорого исполнения моей просьбы. Итак, благодарю сугубо за все. «Хлеб и Волю» читаю: об этом издании я в России не слыхала, но «Записки революционера» были одной из первых книг, которые я прочла по выходе из Шлиссельбурга. Алек [андра] Ивановна привезла мне эту книгу в Нёноксу (Арх. губ.), как большую драгоценность, которую боялась пересылать почтой, чтоб не пропала, а первые сведения о ней мы получили в Шлисс [ельбурге] от Карповича, и все были чрезвычайно заинтересованы ею.

Понятно, что как только меня привезли на место, я стала искать и добиваться, чшб мне дали возможность прочесть ее,

Дорогой Петр Алексеевич! Быть может, до вас не доходила книжка с моими стихотворениями. Посылаю ее одновременно с этим письмом. Алекс. Ив. шлет вам привет, а я еще раз горячо благодарю вас всех троих и обнимаю.

В. Фигнер.

Из Нижнего старик Лазарев просил меня при отъезде передать вам свой привет.

7. Брату Петру.

13. II. 07.

Дорогой брат Петя! Давно собираюсь писать тебе, хотела даже направить на Богословский завод, но сестры писали, что к 1 февр. старого стиля ты вернешься в Пб. Я думала описать тебе все мое путешествие, начиная от Нижнего, но это было бы повторение того, что тебе расскажут сестры, или ты прочтешь одно из первых писем, где были сделаны соответствующие описания. Скажу только, что самый первый период по выезде—период московский—был самым блестящим. Коля принимал меня, как царицу. Отвел мне особые покои, такие прекрасные, что я спервоначала испугалась, а потом вошла во вкус и наслаждалась. Коля плут, зная, как я боюсь расходов, выдумал трогательную историю, что хозяин гостиницы из почтения к столь многим годам моего заточения предоставил эти аппартаменты в мое пользование даром. Доверчиво выслушала я эгу сказку, поверила в добродетель человеческую и успокоилась. Но все это были враки. В Москве все мне улыбалось и все хорошо ладилось. Коля с Ренэ были очаровательно просты: прежде я думала, что мне было бы не свободно жить у них, но они позволили мне устраиваться во всем, как я хочу, и только несколько перекармливали, так что я часто заявляла, что совершенно переутомлена от всевозможных кушаний за обедом; вставала я, как государыня, когда хотела, и несли мне самовар, как ее императ [орскому] величеству, прямо в мою гостиную, и я, не дожидаясь бедных хозяев, начинала в уединении пить ароматический чай, размышляя о том, как хорошо вот этак пожить немножко a la grande dame. Потом принимала художников и литераторов, издателей, старых друзей и молодых девушек с цветами,—депутаток от Союза женского paвноправия и от Высших женских курсов. А еще пришла молодая дама с красной гвоздикой и говорит, что ей обо ми в детстве рассказывал господин, которого я верно уже забыла (но я не забыла, хотя знакомство было скоротечное), и вот ей хотелось принести мне цветы и его привет. Ну, а твоя сестра сидит, всех благодарит; цветы принимает и ласково отвечает... Право, очень приятно было прожить там эти несколько дней! Показались они мне светлой полосой, яркой после той обыденной жизни, которую я вела в Нижнем, а провинция показалась серенькой и скучной. Самое худое или—лучше—единственно худое было то, что я, по обыкновению, простудилась и от многого должна была поэтому отказаться. Чудное впечатление произвело на меня представление «Федора Иоанновича» в Художественном театре. В первый раз я видела на сцене настоящую жизнь. Лишь раза 2—3 чувствовалась театральность, а то иллюзия, что все это на самом деле происходит, не покидала меня... Я была очарована—это единственный случай истинно художественного выполнения пьесы, какой я встретила за всю жизнь. Правда, я ведь немного раз и бывала в театрах, но прежде я никогда не забывала, что передо мною театральная сцена, хотя в драме, случалось, и плакала; но это было при очень патетических моментах, а тут сплошь словно живешь, а не смотришь... Этот вечер обогатил меня совершенно новыми впечатлениями, и я поняла только тут, как можно играть на сцене. Бывал ли ты в Художественном театре? Если нет, непременно побывай. Это нечто несравненное и незаменимое. По, верно, ты бывал и понимаешь меня.

Не буду тебе описывать дальнейшего путешествия, которое Коля постарался устроить наиболее комфортабельным, подарив мне билет «вагон ли» вплоть до самого Рима. Тут уж он не мог соврать, что даром нам предоставляют всю эту роскошь. Затем мы гнались за теплом и солнцем; как, где и что видели—тебе могут рассказать сестры, пока не осели в Alassio, где тоже злой рок преследует нас, ибо дошло сегодня даже до чисто-русской вьюги (говорят, три года ничего подобного здесь не было); теперь и носа нельзя на улицу высунуть. И эти климатические пертурбации идут по всей Ривьере; напр., очень хвалили Нерви, а там все русские переболели инфлюэнцией, ибо в такую-то погоду—живут в комнатах, где нет даже и каминов (нам хозяева поставили уже железную печку, и мы жарим ее весь день). Платили мы везде дорого. В Венеции по 12 фр. с чел. (пробыли 2 дня и очень довольны, что видели этот город); в Неаполе и в Сорренто по 8 фр. в день, и только Здесь наша касса вздохнула:  платим по 6 франк, в день с человека. Вот уже почти 4 недели, как находимся здесь, и раздумье берет великое, что делать дальше? Моя мысль была, кроме климата (что вышло очень неудачно), полечиться в санатории, и я собрала и еще собираю сведения о швейцарских и немецких. Доктор Эльсниц, товарищ по Цюриху, а теперь в Ницце знаменитость» советует мне обратиться в санаторию Widmer близ Монтре, в горах, на 660 фугах высоты. Говорит это не шарлатан (чего боюсь всего более) и даже известен в Европе. Плата ужасная—20 фр. в день с лечением (но без белья и платы за первый визит врачу). Курс—6 недель. В Мюнхене—плата 500 фр. в месяц, тоже, вероятно, без всяких приплат. Итак, можно считать, за 6 недель заплатишь 900 фр.=360, если не 400 р.! После этого не останется ничего другого, как, схватив в охапку кушак да шапку, удирать в Россию.

Такие перспективы как-будто и не входили в мои планы. Понятно—берет раздумье. В настоящее время, когда мы живем тут без волнений, без забот и впечатлений, нервная система справляется как следует, и сплю я удовлетворительно, хотя, если поговоришь с жаром или почитаешь с увлечением, так сейчас же начинается колебание. Но ведь это такая вялая, апатичная жизнь—южная Нёнокса — зову я ее. Первое время было приятно. Каждое утро, проспав часов 9, я вставала и говорила: «Ах, как хорошо! Не надо торопиться!»—и две старые дамы совершали не спеша свой туалет, звонили призыв о кофе и чае и с удовольствием и прохладой вкушали его. Ан, глядь, через час уже зовут к ленчу, и так далее: никому не мешаешь, никакого хозяйского распорядка не нарушаешь, прислугу не затрудняешь, главное «не торопишься»: итти, писать, что-нибудь делать!.. Но в конце концов, кажется, мы уже насытились этим нетороплением, и оно уже того, как-будто бы, и наскучивает. Вижу, что и Сашечка скучает и все о переезде говорит. А куда ехать? Прямо ли на лечение или так, на новое место, чтоб встряхнуться немного?.. Целую тебя и Настю. Как твоя поездка на завод и в деревню? Твоя Веруша. Будь здоров!

8. В. Д. Лебедевой.

б. III. 07.

Дорогая Вера Дмитриевна! Письмо ваше получила и благодарю, что не забываете. Мы переехали из Alassio во Францию, в городок St. Jean, где местность впервые показалась мне очаровательной до такой степени, что на Alassio, прежде довольно нравившееся, не захотелось больше и смотреть. Не буду вам описывать всех прелестей этого уголка, где море и небо часто сливаются в одно на горизонте. Мы попали очень удачно: занимаем целую виллу и живем в роде вдовствующих императриц, но пока не имеем прислуги, и комнаты убирает итальянка— жена сторожа, не умеющая, к сожалению, готовить. По этой причине хозяйство их величеств не отличается гармонией, и на ряду с деликатесами, купленными за деньги, нет непокупных удобств элементарного свойства.

Дорогая Вора Дмитриевна! Не можете ли вы через знакомую вам барышню, провожавшую меня на вокзал, передать органу Высших женских курсов, что если они хотят притти на помощь одному вопиющему случаю крайней нужды за границей, то пусть дадут деньги или вам, или сами вышлют переводом по адресу: M-me Natalie Kogan-Bernstein. Nervi (press) Geneva). Poste restinte; а эта госпожа передаст нуждающейся, совсем больной барышне, исковерканной русской тюрьмой, духовно и физически. У нее средств нет никаких, и она заслуживает величайшего сострадания. Нерви в 3/4 ч. езды по траму от Генуи, так что перевести можно через банк в Генуе или, как говорят, теперь есть международные почтовые переводы, подобные переводам в каждой данной стране. Вы пишете о моих портретах в сборнике автографов1. Я находила бы лишним помещение. портрета до ареста. Всегда неприятно видеть рядом 2 портрета разного возраста: и я не раз испытывала это чувство, глядя на подобное сочетание, а в данном случае это совсем не интересно. Из портретов, снятых после освобождения, быть может, всего лучше поместить тот, который имеется у Мих[аила] Михайловича] [Зензинова]2; он многим нравится. Мне кажется, я там лучше, чем есть, но про другие портреты говорят, что там я хуже, чем есть, а главное—последние уже бывали во многих руках, и недурно несколько реабилитировать ту Черномадзе, которую продавали по 10 к. штука. А вот, В[ера] Д[митриевна], еще у меня есть портрет, так я там настоящая Иоланта: глаза, устремленные .вдаль, без выражения... страшные по своей мертвой неподвижности. Его я и не показываю! Целую вас.

1 В пользу голодающих.

2 Мих. Мих. Зензинов, член конституционно-демократической партии, издавший на свои средства сборник автографов в пользу голодающих.

Адрес мой: M-me V. Figner. Villa les Lucioles. St. Jean sur mer (pres Nice).

Адрес чужим не давайте. Анне Павловне можно.

Выпишите себе адрес для денег и наш, а письмо это разорвите. Прилагаемое письмо передайте Анне Павловне.

9. В. Д. Лебедевой1.

[1907 г.]

Дорогая Вера Дмитриевна! Очень сочувствую вашим печалям, но только, будучи подле вас, можно бы доставлять вам хоть капельку удовольствия и отвлечения. Надо вам сказать, что и здесь получаешь только зрительные удовольствия, а то очень скучно, и Александра] Ив[ановна] тоже, видимо, скучает и, такая любительница ходьбы, почти не гуляет.

1 Из St. Jean.

Верно, ее тянет в Швейцарию, но теперь там холодно, и было бы нелепо бегать вслед за зимой. Последнюю педелю здесь холодно, хотя привычка что ли уж образуется, все же хожу в ватерпруфе и сейчас сижу с открытым окном. Вид напротив меня великолепен: море и небо. Кроме них, небольшая красивая линия крутого берега и одно белое здание в роде башни. Море сегодня—синее-синее, а небо—бледное, холодное. Александра] Ив[ановна], вероятно, писала подробно о пашей вилле. До сих пор у нас не было прислуги, но вчера приехала из Alassio итальянка. Но очень плохо: ибо понимает только ит[альянский] язык, а я не говорю на нем. Поэтому прихожу в малодушное отчаяние и свирепею. Быть может, и «образуется», но первый день был тяжек. Вероятно, оттого почти и не спала эту ночь, все обдумывала план бегства. Куда? когда?—не знаю. Газета наша несколько запаздывает, а между тем так хочется знать обо всем, что делается в Думе и по поводу Думы. Не понимаю, каким образом кадеты считают себя не в худшем положении в Думе, чем в прошлом году? Какое смешное зрелище представляют там Крушеван, Иващенко... Я еще ни разу не была в период избирательной агитации и выборов в положении близкого наблюдателя и плохо представляю себе механизм всех этих блоков, соглашений и т. д.

Целую вас, дорогая Вера Дмитриевна. Кто-то сказал, будто Вла[димир] Петрович1 собирается написать мне, но, видно что это утка и даже без соуса. Все же передайте ему привет. Мне смешно, как он хотел снять меня в фотографии.

1 Сын Веры Дмитриевны.

Вере K[ecapевне]2 я писала, но она, не знаю, получила ли?

2 Босяцкая

В. Ф.

Я хотела бы, чтоб вырвали мои письма.

10. В. Д. Лебедевой.

13. III. 07.

Дорогая Вера Дмитриевна! Вчера я получила еще одно письмо от вас, с теми же вопросами, что и в предыдущем. Я ответила вам тогда же, но, быть может, письмо не дошло. Относительно земли близ Сочи надо прежде всего точно исследовать на месте условия, в которых находится эта земля в отношении здоровья, красоты, плодородия и легкости путей сообщения1. Все это было бы no-плечу Фролу, находящемуся не столь далеко оттуда. Вчера Елпатьевский2 рассказывал мне о проекте подобного же приюта в Ялте для писателей. Он говорит, что предполагалось выстроить дом с отдельными квартирками или комнатами, найти сторожа семейного, содержание которого было бы на средства общества, устраивающего предприятие, и затем было бы предоставлено желающим (определенной категории) приезжать туда на лето и жить даром или с минимальной платой, предоставляя каждому продовольствоваться, как знает.

1 Эту землю М. М. Зензинов предложил Шлиссельбургскому комитету для постройки дома отдыха для бывших узников Шлиссельбурга. (Из этого ничего не вышло).

2 Сергей Яковлевич Елпатьевский—врач, революционер периода «Земли и Воли», бывший административно-ссыльный, писатель.

В нашем случае, если бы все условия оказались подходящими и Фрол согласился, можно бы (если найдутся деньги) поручить ему, во 1-х, построить общий дом, а буде он хотел бы заняться там сам плодоводством, то пусть и делает это, занимая часть того дома или выстроив себе отдельную хату. Последнее, конечно, на суммы, отдельные от жертвований на общий дом, чтоб он был полным хозяином в той сфере, которую отмежует от общего владения. Если он захочет привлечь себе товарищей по плодоводству из числа шлиссельбуржцев—это его дело, потому что навязывать ему сотрудника или сотрудников было бы неблагоразумно. Пользование землей для сада, цветоводства и пр.-было бы, таким образом, некоторой льготой за труд по надзору за постройкой и  администрацией дома, если Фрол только взял бы и это на себя. Таким образом Шлисс[ельбургский] ком[итет], я думаю, мог бы выделить Фрола из общей семьи Шлисс [ельбуржцев] и, устраивая общий для желающих дом, поставить его в исключительное положение. Исходить предложение об этом должно, конечно, от Шлисс[ельбугского] ком[итета], а не oт кого-либо из самих шлис[сельбуржцев], и я затруднилась бы мотивировать, почему именно Фрола надо предложить для этого. Тут совпадает масса условий, кроме желания работать на земле. Ведь выбрать кого-нибудь [одного] необходимо, п. ч. один мал[енький] участок отдать нескольким хозяевам—толку не будут

.

11. И. Д. Лукашевичу.

18. III. 07.

Дорогой Лука! В Ville tranche'е есть русская приморская зоолог [ическая] станция, и на-днях я была там с Ал[ександрой] Ивановной]. Это в  1/4 ч. езды по траму, и самый Ville-franche—небольшой городок, куча каменных коробок почти без садов, скучноватая пепельная пустыня. Здание большее, у самого моря, но имеет вид совершенно пустого. Ряд кабинетов, где занимаются дамы и мужчины, студенты разных заграничных университетов по своим специальным] вопросам—и более ничего, кроме небольшого аквар[иума]. Учреждение, хотя и содержится русс[ким] правительством], но открыто для всех нац[ий]. Имеется лодка или катер с керосин [овым] двигателем. Мы видели чел. 10, большею частью женщин, из числа занимающихся. Они собирались на экскурсию в море, мы были незванным гостем—хуже татарина. Сначала я не отрекомендовалась, чтобы посмотреть, как относятся к соотечественникам, желающим познакомиться с учреждением. Нуль внимания. Потом подошел один из ассистентов, поляк, и повел к аквариуму. Он собирался и показать тут кое-что, но видя, что в аквар[иуме] очень мало животных и при каждом отделении есть рисунок с латин[ским] названием, я сказала, что можем самостоятельно осмотреть и не хотим отрывать от занятий. Потом заведующий станцией, Давыдов, подошел к нам и оказался оч[ень] любезным стариком1.

1 Когда узнал мою фамилию... да и все изменили свое невнимание к нам. Было очень смешно.

Дал мне прилагаемый список морск[их] животных, кот[орых] они посылают в Россию по заказам. Может быть, вам пригодится для рекомендаций кому-нибудь или отдайте Марье Ив[ановне] Страховой, заведующей подвижным музеем учеб[ных] пос[обий]. (Покажите и Новор[усскому] и расскажите об этой бедной станции). Вы, конечно, познакомитесь с ней и осмотрите этот музей, для кот[орого] мы работали. Я хотела бы сделать для эт[ого] музея какой-нибудь подарок: так не можете ли вы, осмотрев музей, указать мне, не нужно ли что-нибудь для него, что можно достать в Вильфранше? Спросите, пожалуйста, и Марью Ив[ановну] об этом. Напишите мне, Лука, какое впечатление на вас произвел Пб [Петербург] и как вам кажутся люди, с кот[орыми] вы встречаетесь? Многие ли вам правятся и интересны для вас? и есть ли у вас время для знакомств, помимо строго необходимых для научных занятий? Видели ли вы Ста[родворского] и как наш Морозов? Что их жены? Из наших, кроме вас и Нов[орусского], мне сюда писали только Лопатин и Антонов. Последний, кажется, очень счастлив в семейном отношении и скоро ждет наследника. Хотелось бы верить и знать, что Ста[родворский] и Мор[озов] сделали удачный выбор. Крепко целую вас. Всего хорошего.

В. Ф.

Здесь чрезвычайно красиво. Довольно тепло. Скучно. Никаких импульсов извне.

Адрес: M-me Figner. Villa les Luciolcs. St. I an s/тег. France. Таков порядок слов.

12. Брату Петру

28/15. V. 07. Париж.

Дорогой брат Петя! Давно я тебе не писала и не ответила на письмо. Так как ты высказал однажды, что если я мало пишу — значит, мне хорошо, то оставляю тебя в этом убеждении, чтоб прикрыть себя.

Здоровье мое значительно укрепилось и от бессонницы я избавилась, если не считать случаев, когда нарушается обычный ход жизни. Напр., после концерта Шаляпина, когда возвратилась в 1 час ночи, должна была выпить снотворного. Но вообще думаю, что, если поберечь меня и самой поберечься, то дело и впредь пойдет хорошо, и я перестану быть мимозой, как удачно выразилась сестра Ольга.

Стеснение в денежном отношении все время портило мне пребывание здесь, так как ты не сказал мне, насколько можешь помогать мне, а мне было стыдно спросить тебя. Итак, я задумывалась над каждой мелкой тратой по этой причине и еще от непривычки или отвычки обращаться с деньгами вообще. Ехать сюда, в Париж, не собиралась и все боялась этого Вавилона, но Александра Ив[ановна] меня убедила, что, жалея денег на это, я делаю дурную экономию, так как едва ли еще попаду в относительную близость к этому центру науки, искусства и пр. И вот я отправилась. Устроилась в очень скромном пансионе, в комнате, выходящей во двор в виде колодца, что хотя и  некрасиво, но зато дает полную тишину—я смеюсь, что здесь у меня тихо, как в деревне. Но после морского воздуха и простора виллы Эльсница—трудно дышится в этом скоплении 3-милл[ионнсго] населения, а в солнечные дни я изнемогаю, как изнемогала в прошлое лето в Никифорове, которое мучило меня сушью и зноем, к каким я не привыкла в Широтах Шлиссельбурга]. С этой стороны, я думаю, Финляндия мне будет хороша—это так близко от тех мест. Не знаю, как устроиться там? Хочется близости с вами. Ольга и Евгения, верно, наймут дачу, и, быть может, мне примоститься к ним? или просто нанять комнату у чужих? Без разговора на месте—трудно решить, но боюсь, что сестрам—-если нанимать, имея в виду и меня,—время как бы не упустить для найма...

Забыла рассказать о Париже. Получив 200 фр. от тебя и Коли на костюм, я так и думала выполнить. И наделала больших глупостей. В магазинах столько вещей и народу, что я с непривычки плохо ориентируюсь, и вот купила 1 оч[ень] красивое легкое платье, но по обычной обстановке моей жизни годное, как теперь вижу, только для высокоторжественных случаев, а еще другое—такое простое, как мешок, годное лишь для утреннего домашнего употребления. Потеха! Итак, оказалось,—со дворцом и вместе с тем— с разбитым корытом. И так—вообще. Все новое нравится, и лишь спустя некоторое время начинаю примечать недочеты, или безвкусие. В сношениях с людьми тоже прохожу школу—вначале ужасно стесняюсь, не чувствую себя просто и свободно; а меня тоже стесняются, и выходит словно концерт несыгравщихся музыкантов. Здесь, в Париже, я посещаю Лувр, Салон, Люксембург. Чрезвычайно понравился храм Notre Dame. Ни один храм не вызывал такого настроения, как этот: стало как-то бесконечно грустно... Была в Версале—очень понравился парк. Дважды была на русских концертах (Шаляпин, Гофман, Римский-Корсаков). Римский-Корс[аков] доставил громадное наслаждение. Мне кажется, музыки, подобной его, я не слыхала. Видела Сарру Бернар в Федре; хороша—но не могла высидеть до конца; слишком уж это—французская игра. Для русского надо больше простоты.

О твоих делах писала Лидонька и много каркала. А ты каркаешь тоже или добродушно повторять готов: бог дал, бог и взял?!

Спроси Лиденьку, получила ли она фрукты (цукаты) из Ниццы? и скажи, что цветов я не послала, ибо потребовали очень много зa пересылку и заявили, что 10 дней будут итти, так что вышли бы увядшими, а не живыми.

Как здоровье Насти да и твое собственное?

Если захочешь написать, то можно на Женеву: М-те Bokhanowsky, 4, Chemin de la Tour, Geneve. Suisse. Только не откладывай и долгий ящик. Александра] Ив[ановна] пока в санатории, но мы скоро соединимся и поедем нанимать ей комнату в Ганге.

Целую Настю и тебя. Всего хорошего. Твоя Веруша.

Вышел сборник автографов в пользу голодающих. Уж и набрали туда подписей—видимо-невидимо, и испортили впечатление .

13. М. П. Сажину.

12. VI. 07.

Дорогой Михаил Петрович! Брат Петр написал мне, что 22[-го] едет в Богословск, а Лиденька, что 1 июня с. ст. едет в деревню; Ольга, верно, на даче, и так я растеряла всех и всего вернее написать- вам. Из Парижа я писала Жене, что напишу вам: хотела рассказать, как я была в палате депутатов и в тот же день—у Гильома, но потом растеряла впечатления и теперь начинаю с другого, более прозаического предмета. Брат Петр пишет, что оставил Лиденьке распоряжение насчет денег, если они мне понадобятся, и теперь я не знаю, как получить их, если ее уже нет в Пб. Так устройте, пожалуйста, это—снеситесь с ней. Ал[ександра] Ивановна]1 уговорила меня поступить в ту же санаторию, в которой находится и она, и вот я приехала и засела в ней.

1 Мороз.

Петя прислал мне на июль только 50 р., но чтоб пробыть в санатории месяц, мне надо еще 150р. немецкими марками, переведенными чеком на Констанц (Ал. Ив. получает на Rheinisehcr Filialbank) или марками же переводом по почте на Post Wangen. Kuranstalt Schloss Marbach am Hodensee. Baden. Frau Wera Figner. Япе знаю, как распорядился Петя, по для возвращения в Финляндию (после санатории) мне нужно на дорогу 100 р. (для 2-го класса) тоже марками. Если у Лиденьки нет 250 р., чтоб прислать все зараз, то пусть присылает пока на санаторию, но лучше бы уж обеспечить и отъезд.

Dr. Hornung, стоящий во главе санатории, исследовал меня очень внимательно: Рентгеном—сердце, пишущим аппаратом—пульс; и насчет нервов нашел, что центральная нервная система здорова, но периферические нервы ненормально чувствительны, и назначил мне точь-точь то лечение, которое рекомендовал специалист по нервн[ым] болезням в Нижнем, а именно: франклинизацию (электрический душ, который я начала принимать в Нижнем); легкий массаж всего тела (кот[орый] предписал профессор в Москве, бывший у Коли, и тот же нижегородский] врач), затем 3 раза в неделю ванны с последующим обливанием и ежедневные обтирания в 22° (мокрая простыня). Еще: быть, как можно больше, в лесу. Местность здесь на Боденск[ом] озере хорошая— не слишком красивая и яркая, как на юге, но богатая среднеевропейская растительность, парк, вблизи несколько разных рощ или лесов; сама санатория вне всяких поселков, бывший замок, построенный в средине 1G столетия, от него аллея ведет прямо к озеру. Dr. Hornung считается знаменитостью по болезням сердца, не знаю, насколько искусен по нервным. Во всяком случае предписал то же, что и русские врачи находили нужным. Быть долее месяца, я думаю, не стоит, потому что в Финл[яндии] можно будет проделывать если не все, то часть этого лечения, напр, массаж. Кормят немецкой кухней, хуже, чем было в Италии и во Франции, но в общем—ничего. Обстановка похожа на барское деревенское житие, только без русского деревенского обилия; воздуха и зелени, простора и прогулок сколько угодно. Пока еще не жарко, но в июле, быть может, даже и по жаре не очень будет приятно здесь жить.

Одни знакомые очень зовут в июле в Бретань пожить с ними, но я думаю, довольно уж я пошаталась «по заграницам» и пора уж в свои сани сесть.

Пете я буду писать в ответ на его письмо, письмо лукавое...

Сейчас у нас гроза гремит. Отвыкла я от Швейцарских гроз—какой там страшный гром, а здесь в Бадене тоже страшный.

Обнимаю всех. Вера.

Плата и санатории 12 марок в день. За первое исследование взяли 25 марок отдельно. Но такие заведения и в России также дороги.

Я рассчитываю пробыть здесь только до 5-го июля по нов. ст. Так что для присылки денег надо соображаться с этим.

14. М. В. Новорусскому.

13. VI. 07.

Дорогой Миша! Тысячу лет не писала сама и для вас совсем потерялась—верно вы не знали, куда писать. А я тем временем побывала в Париже (прожила там 3 недели), а теперь на 4 недели засела в санаторию, где меня франклинизируют, массируют, обтирают мокрыми простынями, водят в ванну и вообще всячески мучают1.

Санатория «Marbach» на немецком берегу Боденского озера.

Врач нашел, как это констатировали и русские врачи, расстройство периферич[еской] нервной системы. Она за эти полгода порядочно окрепла, но все же рефлективная деятельность ненормально повышена. Не знаю, насколько 4 недели помогут делу, но я буду знать, что надо делать, и могу в России уже продолжать лечение водой, массажем и электричеством в любом большом городе. Здесь хорошая местность с обилием леса, лугов, цветов. Я добыла даже немецкий определитель, чтоб определить некоторые цветы. А из Италии вывезла большую банку морских животных, кот|орых] надо будет потом разместить по отдельн[ым] сосудам, что я думаю сделать при вашей благосклонной помощи. Есть тут и морские звезды и ежи, даже мал[енькая] акула. Заказ на морских живот [ных] из музея я получила только здесь, в санатории, и не знаю, уж, что я могу теперь сделать? Там все en grand. Напр., 20 каракатиц, 30 осьминогов и т. п. Боюсь, что это очень дорого будет стоить, а я надеялась, устроить это экономическим путем.

Как идут ваши дела? Читала я в газетах о гнусном обыске в школе. Ведь это в вашей было? Читала вашу рецензию на кн[игу] Ювачева: вы начали за упокой, а кончили за здравие, и главное, не коснулись того елея, кот[орым] он обмазал всю Шлисс[ельбургскую] тюрьму, изобразив нас овцами православной церкви. Книга глубоко оскорбительна. Я думала писать по ее поводу, но если сделаю, то надо прочитать всем нашим, чтоб они утвердили то, что я скажу о религиозном вопросе за все время нашего пребывания в заключении.

А как срамится митрополит1?!.. Интересно, как относится к его поступкам Марья Мих[айловна]? Я давно не пишу ей, п. ч., кроме текстов о молитве и покаянии до конца жизни, ничего не получаю от нее. К тому же я слыхала, что наши письма она читает Лерхе из департамента] госуд[ар-ственной] полиции, а я вовсе не нахожусь с ним в переписке.

Ну, что куры, дрова и прочее?

Слыхала я и о вашей лекции. Сильно порицают, что нравственной атмосферы тюрьмы вы совсем не касались, а изображали только внешний быт.

Как перевод ваших мемуаров?

Вышло ли что-нибудь? Есть ли издатель? От Ек[атерины] Ив[ановны]2 не имею ничего и не знаю, где она? Что наш крестник?

Рассчитываю 5-го июля выехать отсюда. Буду в Мюнхене, Дрездене, Берлине, затем в Финляндии] Если напишете в ответ, то: Kuranstalt Schloss Marbach am Bodensee. Baden. На мое имя.

Целую вас крепко и желаю всего хорошего. Ваша Верочка.

1 Антоний.

2 Переверзева.

Если видаете Луку, то передайте привет и что прошу извинения, что не нишу. Если буду в Финляндии], то надо будет как[-нибудь] увидаться.

От Мор [озова] получила 2 кн[иги] и совсем растаяла (еще в St. Jean), но не знаю, куда писать.

15. М. В. Новорусскому.

15. VII. 07.

Дорогой Миша! Давно не писала вам, а от вас последней была приписка к письму нашей кумы. Пишу вам из Мюнхена, где придется пробыть, пожалуй, еще неделю, так как я решила здесь поправить зубы, и врач очень копается. К сожалению, погода все время дождливая, и 2 дня уж совсем выходить нельзя было. Сам город—отличный. Чистый и благоустроенный, масса зелени и садов—просто прелесть, но несколько дней было очень холодно, и я мерзла, п. ч. потеряла свой ватерпруф: оставила на извозчике, когда ехала с вокзала. Но потом Александру] Ив[ановну] осенила мысль осведомиться в полиции, не заявлен ли он? И вот мы отправились в это неблагонадежное место. Впечатление сквернее: как все полицейские дома всего мира,—коридоры и ряд подозрительных камер под №№. Зато плоды поисков были сладки: нас допросили, какого числа было дело? Какого цвета? «braun»? Мы радостно: «braun,braun». <Без рукавов?». Мы с горестью:«с рукавами!»—«С бархат[ным] ворошиком?!» Мы воспрянув духом: «ja! ja!»... Тогда отворяется шкаф и вытаскивается что-то в роде хламидки, но не нашей... Мы отвергаем... а Александра] Ив[ановна] вдруг радостно тычет по направлению верхней полки и восклицает: das! dieses! И мой ватерпруф извлекается и вручается под расписку. Спрашиваем: надо ли чего-нб. [нибудь] платить? Нет, это добровольно, и передается в пользу находчика.—Мы даем 1 марку и торжествующе удаляемся, довольные, что немцы такие честные.

Мы посетили в этих немецких Афинах две пинакотеки— картинные галлереи, которые, однако, не доставили мне такого удовольствия, как римские картины и луврские были еще в одной галлерее, «Schakgaleric», где есть несколько картин Беклина и хорошие копии старых мастеров. Были вчера в Hofgarten (неважный) и в парке у Sieges-saule, где протекает Изер, приток Дуная. Эта бурная, чрезвычайно мутная река, стиснутая искусственными берегами, мне доставила большое удовольствие, как и сам парк; вчера же слушали подле Hofgarten музыку, располагающуюся на эстраде на улице и играющую от 12—-1 ч. дня для проходящей публики, которая толчется тут по этому случаю. А сегодня попали в Ботанич[еский] сад, и я ужасно обрадовалась. Он невелик, но всюду есть четкие надписи, и я уже заметила некоторые растения, напр., Deutzia; мне оч[ень] понравился этот куст с хорошенькими розовыми, махровыми цветами, кот[орымн] усыпаны все его ветки. Еще замечателен: fagus—дерево с оч[ень] темными красноватыми листьями, я уже несколько раз видела его, но не знала, что это такое. Пойду еще смотреть: встретилась девушка нам и, заметив мой заинтересованный вид, заговорила о том, что тут есть насекомоядные растения и растения, кот[орые] «дышат как человек». Но пошел сильный ливень, и я не сумела пойти в указан[ном] направлении. Ну, что еще сказать? Я здорова, сплю вперемежку. В Берлине пойду в зверинец и аквариум. Везу целую банку с акулами, морскими звезд[ами], ежами, раками, осьминог есть, актинии и прочие милые твари. Хоть и трудно с банкой, но хочется привезти. Ее у меня в Женеве уже однажды разбили и, кажется многое попортили (дело было без меня), но дома разберем. Целую вас.

Будьте здоровы и всего хорошего. Ваша В.

В галлереях—лучшие картины: 5 картин мальчиков Мурильо.

Прилагаю две открытки: Бодгенского озера и хорошенькую девушку.

16. М. В. Новорусскому.

24. VII. 07. Берлин.

Дорогой Миша! Сейчас вернулась от вашей переводчицы. Просидела с ней и ее мужем (homme de lettres) 2 часа и вот что узнала: 1) В настоящую минуту 1 экз. рукописи находится у 1 издателя, кот[орый] в течение 10 дней должен дать ответ, берет ли ее и на каких условиях? Плата может быть пли за каждое издание (первое в 1 тыс. экз. за 400—500 марок, за 2-е изд. в тысячу тоже 400—500 и т. д.), или же рал навсегда издатель покупает перевод. Повидимому, шансы есть только на первую комбинацию, и вы должны дать ответ, согласитесь ли на такую сделку, заранее, чтоб не терять времени.

2) Самое главное затруднение заключается в том, что вы готовите русское издание, и все издатели боятся, что, при отсутствии литературной конвенции с Россией, тотчас же могут появиться др[угие] переводы, кот[орые] посадят тогда издателя на мель. Поэтому всего важнее решить: можете ли вы отложить выпуск русского издания до ян[варя] 1908 [г.] или, что еще лучше, до весны будущего года? Тогда издатель немецкий будет в безопасности насчет сбыта.

(Для меня странным кажется то, что ведь переводы могли бы появиться и с «Былого», и единственное объяснение это то, что о «Былом» менее осведомлены, а появление отдельной книги более бросается в глаза.)

Итак, пункт 2-й—капитальный, и его вы должны так или иначе решить тотчас и написать об этом переводчице. Этого решения она всего более ждет, ибо это облегчает издание. Издатели, слыша, что рус[ское] издание ожидается осенью, считают дело для себя прямо невыгодным. В случае решения отложить рус[ское] изд[ание] до нов[ого] года или до весны, надо написать об этом по-немецки, чтобы ваши доверители могли показать его немецкому издателю, как обязательство ваше.

3) Независимо от немецкого издания и не во вред ему муж переводчицы предлагает, что войдет в сношения со знакомыми ему английскими и итальянскими фирмами об издании ваших мемуаров ими, и тогда за перевод на англ[ийском и итал[ьянском] вы не будете ничего платить, а напротив, вам фирмы заплатят,—сколько? заранее он сказать не может, но очень настаивает на этом. Для этого не надо и обязательства не выпускать русск[ого] издания.

4) Для иллюстраций нужно 4 экземпляра карточек, уже вами данных (чтоб послать англ[ийскому] и итальянскому] изд[ателям]), и еще просят, чтоб и моя карточка была в таком же числе и Волкенштейн; 4 экземпляра] они просят для того, чтоб до выхода английского] и итальянского] издания поместить маленькие заметки и портреты в разных газетах и журналах для возбуждения интереса публики к имеющим появиться мемуарам.

5) Переводчица просит указать, из каких именно произведений взяты разные «motto» к некот[орым] главам мемуаров? Это нужно потому, что они должны быть напечатаны не в переводе, а подлинными словами авторов. Они уже наводили справки о некот[орых] употребленных вами эпиграфах, но не могли найти. Очень просят об этом, хотя и не думаю, чтоб вы могли в точности указать—ведь трудно запомнить, откуда взято то или иное понравившееся изречение.

6) Стихи, которые встречаются, они думают опустить, находя их в дисгармонии с общим тоном рассказа, и еще потому, что в переводе будет очень неуклюже.

7) Кое-где есть противоречия, кот[орые] они думают опустить (т.-е. из 2-х мест помещать только одно, дабы не повторять вкравшихся противоречий—мелких).

8) Абсолютно требуются некоторые] сокращения, есть длинноты, напр., в занятиях в мастерских и для музея,—места неинтересные, по их мнению, для немецкого читателя.

9) Они хотели бы предпослать вашим мемуарам небольшую биографию, и я дала мысль поместить то, что написано мною для «Галлереи Шлисс[ельбургской]». Эту <Галлерею» они очень хотели бы получить, а если это для вас дорого, то, быть может, переписать бы только вашу биографию и послать мне. Нет ли корректурных оттисков о вас, а также обо мне? Они очень просят и мою биографию из «Галлереи». Теперь, кажется, я отметила все пункты разговора, и вы лучше всего сделаете, если ответите им тоже по пунктам. Времени терять не следует, оттого и пищу вместо устной беседы, которая, быть может, была бы вам яснее.

Общее впечатление мое таково, что шансы вообще не очень велики и материально едва ли дадут много, особенно вначале, при первом издании в 1 тыс. экз. Дальнейшее же будет зависеть от публики. Издатели боятся объема—выйдет 22—24 печатных листа! Поэтому издержки немалые. Но муж и жена единодушно уверяют, что перевод не пропадет даром и что купят его, найдется издатель немецкий,—не тот, так другой. Отзывы все дают одобрительные, но, видимо, платить много не желают.

Встретили меня с необычайным радушием, как старого друга, осыпали любезностями. Жена, конечно, говорит по-русски, но муж нет. Все время говорили то по-франц[узски], то по-немецки. Они очень хотели бы лично познакомиться с вами и почему-то мечтают о вашем приезде. В этом случае просят предупредить их недели за 2, ибо они могут уехать на время. Но, кажется, вы сейчас и не проектируете ничего подобного. Заочно они восхищаются вами и с любовью говорят о вашем произведении. Особенно нравятся им 2 первые главы и общий спокойный тон, за которым им слышится "gedampfe Kraft".

В Марбахе я слыхала о них и их рекомендовали, как своих людей. Общая обстановка у них выражает буржуазное довольство, детей—пет. Муж показался мне умнее. Прежде он писал в газетах, а теперь пишет драмы, сатиры, повести, и я не удивлюсь, если, благодаря визиту, попаду куда-нибудь(!).

Ну, дорогой Миша, я по возможности написала все, что было надо, и теперь прощусь пока с вами. Завтра мы выедем отсюда. Целую вас. Всего хорошего! Верочка.

Их очень тяготит медленность сношений с вами. Они говорят, что в таких делах главное—ловите момент. Но мне кажется, если вы ответите точно на все изложенное, то уж не будет задержек от сношений1.

1 P. S. 1929 г. После семимесячного пребывания за границей (о впечатлениях см. т. III Собр. соч.) я и Александра Ивановна Мороз решили вернуться в Россию: она—в Москву, а я—в Финляндию, где могла пользоваться безопасностью и свободой. За 7 месяцев жизни в Выборге нужды в переписке почти не было, так как родные и ближайшие товарищи (Морозов, Новорусский, Лукашевич) жили в Петербурге и могли приезжать ко мне.

17. Н. П. Куприяновой.

2. VIII. 07. Выборг.

Дорогая Наташа! Твое письмо получила: целую твои милые губки за приветливость и ласку. Конечно, у меня всегда найдется часок для такого дружка, как ты, и я так хочу, хочу тебя видеть! Меня даже начинает возмущать, что ты живешь, как привязанная к колышку, и никуда не ездишь. А между тем теперь «обращение» людей приняло такие широкие размеры, что и бедные позволяют себе поездки для общения с близкими и любимыми. Я знаю, что причина— альтруистическая деятельность, но я всегда находила в ней тот недостаток, что ты слишком много наваливаешь на себя и мало заботишься о том, чтоб втянуть в работу других. Ты не раз говорила, что таких охочих людей мало и что аккуратных—еще меньше. Но, дорогая моя, главный секрет общественного деятеля заключается, мне кажется, именно в этом вовлечении других, менее активных людей в работу. Что же такое быть единицей, хотя и крупной, какова ты (без комплиментов!)? А у тебя-—я видела ясно—все держится на тебе да на тебе. Ты не знаешь интеллигенцию даже своего уезда—я говорю, напр., об учительском персонале, учителях церк[овно]-прих[одских] школ, из кот[орых] вышли же Лавреньтев, Рожков1. Вероятно, найдутся и другие, а могла бы знать всех, как свои 5 пальцев. Не знаешь и интелл[игентных] крестьян каждого села. Ну, прости за эти указания и поцелуй меня.

Живу я пока в радостном возбуждении от приятных встреч. Положение Оли меня очень трогает. Бедная мать! Она не имеет минуты умственного покоя от вечной заботы о ребенке... А в нем я нашла большую перемену: физическую и моральную. Он вырос и на вид поздоровел, а главное, закалился—в дождливые, серые дни все время гуляет; аппетит у него необыкновенный, а прежде, знаешь, ведь не ел совсем. Затем он стал Добрым, послушным, а главное, стал ребенком. Любит детское общество, не скучает и не хандрит; нет—просит занятий, а дитя, как дитя! Даже ушел спать от матери к детям! Влияние Марии2 отстранено, ибо она весь день поглощена кухней, а он на вольном воздухе, в лесу, у моря с кучей подростков. Сожительница Оли3 очень симпатичная, умная и самостоятельно мыслящая.

1 Общественные деятели Тетюшского уезда.

2 Бонна.

3 Менжинская.

Ее зовут культурницей par excellence. Но все хорошо, что человек делает, отдаваясь всецело. Она мне очень понравилась. Вчера мы долго говорили о современном течении в синдикализме и кооперации, и беседа была увлекательна. Многое мне ново... я словно пробуждаюсь, и пробуждаюсь только теперь. Как-будто я в лесу и не знаю тропинок в нем... и меня так интересуют люди, которые стоят у чего-нибудь. Напр., Поссе теперь ездит и везде изучает кооперацию и заводит новые. Это его увлечение, и я очень желала бы встретиться с ним и пoслушать его, благо он очень охотно рассказывает, оседлав свою cheval de bataille. Искренние люди, стоявшие у общест[венного] дела, всегда привлекали меня, и теперь мне надо пользоваться случаями видеть их и учиться у них. За границей я проживала совсем уединенно, избегая знакомств. Но убедилась, что отсутствие умственных интересов и толчков не та система, которая может оздоровить мою душу. Соприкосновение с людьми духа электризует и молодит лучше машины Гольца. Найду ли меру—покажет жизнь, а пока—мне хорошо и интересно. Я так много писала тебе о себе, что ты, верно, сыта по горло, но ведь в единице отражается окружающее, и мое письмо все же дает намек на него. С вашей пташкой увижусь по ее возвращении: мы там, ведь могли встретиться1! Меня усиленно приглашали, но я еще боюсь многолюдия и отклонила. Посылаю маленькие подарочки: для тети— коричневый газовый шарф, для тебя-—ленту, как галстух или на шляпу; Перимовым: крестнику2—белую блузку; Оле-—брошку бабочкой; но Алеше—ничего; для него есть интересный итальянский календарь, но я не могла его достать из багажа—пришлю после.

1 Сестра Н. П.—Лидия Куприянова, находившаяся тогда и границей.

2 Александру.

Тете Головке—двойную ложку для заварки чаю в дороге, когда нет чайника: насыпать в нее чаю и погрузить ложку в стакан с кипятком. Ленту для Лиды не посылаю, а оставляю у своих, Володе—гравюру с картины Башкирцевой «Митинг»,

Целую всех вас крепко и желаю всего лучшего. Приезжай-ка зимой на леновые деньги в Питер. Для всех нас это будет праздник. Если же не приедешь, значит, надо 20 лет Шлиссельбурга, чтоб привлечь тебя и тетю в свои объятия.

Твоя Верочка.

18. П. Л. Антонову. 17. VIII. 07.

Дорогой Петр Леонтьевич! Давно уже не писала я вам и теперь хотела бы знать, как обстоят ваши дела. Проекты насчет парников переходят ли в действительность и организуете ли вы с этой осени или нет? Хотелось бы подробно знать ваши расчеты об этом предмете, а именно, какую сумму вы думаете затратить на них, будете ли иметь рабочих, сколько и на каких началах? Будет ли это кооперация ил наем и т.п. и не боитесь ли вы, что трудно подобрать товарищей, а может выйти гнусно — иметь работников, за которыми придется смотреть, требовать труда и сcориться ? Все это меня беспокоит, и я очень хотела бы знать, как вы  полагаете справиться с таким предприятием? Ругаю я Суровце [ва], который) был в Херсспе и не съездил к вам. Даже не понимаю этого! Что жена и младенец ваш? Хорошо ли вы его тютюшкаете, и здоровы ли мать и он?

Я довольно поздоровела, т.-г. нервы, хотя и теперь сплю неважно - то хорошо, то дурно. Напишите мне по адресу Мих [аила] Васильевича] Нов[орусского]:Пб[Петербург],Английский проспект, д. 32. Между прочим, взвесьте, пожалуйста, и напишите, как вы теперь смотрите на Ор[жиха]. Дело в том, что желательно знать, как относятся к нему прежние товарищи, по следующему поводу: он желает попасть в лоно партии, добивается этого. А решение в утвердительном смысле зависит, так сказать, от аттестата тех, кто знает его с разных сторон. Считают ли они его, вообще, приемлемым? Ну, дорогой Петро, целую вас и вашу жену, а также крестника (если он мой крестник), так как я не уверена.

Ваша Вера.

Ответом не замедлите, а то я буду беспокоиться о вашем житье-бытье.

19. М. В. Новорусскому.

19 1/IХ 07.

Дорогой Миша! Почти каждый день я вспоминаю о вас, по все это время не писала по той причине, что описывать было бы слишком сложно и слишком неопределенно. Сложилось дело так, что и увидаться хорошенько не пришлось, хоти несколько раз было искушение написать приглашение.

Дело в том, что как-то утомляешься. Ведь дружеские свидания должны быть отдыхом, а не постоянным времяпрепровождением. В последнем случае всякая прелесть исчезает. Теперь меня просили написать несколько биографий: Грачевского, Тригони, Исаева, Мартынова и многих других, и я займусь этим. Тогда и накопится желание беседовать, а то я ничего не делаю, и впечатления такие разрозненные, что и делиться ими не стоит и не хочется. От Мор[озова] я получила письмо: он собирается в сент[ябре] в Пб [Петербург], будет по своему уезду участвовать в выборной кампании. От Тр[игони], Фр[оленко] тоже имела письма, Ан [тонов] должен написать по вашему адресу. Вы отдайте Лидии или у меня спросите адрес. Митя пишет письма совсем ненормальные, но было бы долго пересказывать все его странные ламентации, хотя любопытно! При случае дам прочесть. Об amicus'c1 все пишут уклончиво. С вашим патроном2 я увидалась бы с большим удовольствием. Передайте ему это вместе с поклоном. Но если он поедет сюда, то прощу вас предупредить меня заблаговременно.

Итак, на родину вы совсем не съездили. Как дела курсов?

Где теперь Павел Ник.3? У его жены я была и очень удивилась, что живописи нет вовсе, книг тоже, а дети—под управлением немки, и я не могла заметить влияния матери на них. Судя по письмам, я думала, что ребятишки очень выдержанные и переутомлены заботами о них. Вот так пустыня у них там! Я думаю—очуметь можно. Но Кат[ерина] Ив[ановна]4 пока довольна. Не знаю уж, чем она там живет? Никаких впечатлений, ни 1 человека!

1 Прозвище Оржиха.

2 П. Ф. Лесгафт.

3 Переверзев, с которым я познакомилась в ссылке.

4 Ек. Ив. Переверзева, жившая в то время с детьми в Финляндии

По утрам, до обеда, я занимаюсь и не велю ходить  кo мне, и при отсутствии забот о пропитании времени оказывается очень много. Я набросала, но еще не обработала, нечто в роде некролога Попова. Но не знаю, куда его поместить? Думаю послать сначала в «Рус[ское] Бог[атство]", а если им не надо, то можно бы через посредство ваше передать в какой-нибудь другой журнал или через Николая в «Вести[ни] Европы». Видела я из газет ваши имена: Ник[олая] в «Вест[нике] Евр[опы]», ваше в «Образовании» и опять Ник[олая], кажется, в "Рус[ской] М[ысли]" или в каком другом.—-Деньги от Ариан я уже поручила передать сестре моей Лидии, и лучше уже не путать. Ваше грибное царство я получила от Тр [игони] и благодарю Мишу, мулика. Николай не раз писал мне о фирме Пантеон и о предложении принять мой перевод драмы Ромэн-Роллана1, и я скверно делала, что не известила это издательство. Дело в том, что мне мой перевод не нравится, я дважды проредактировала его, и все же он меня не удовлетворяет: и я не хочу давать Пантеону вещь, которую я исполнила так, что сама хотела бы лучше. Вот причина, почему я ее не посылала, и она у меня лежит под спудом. Там действующие лица военные в лагере революционном (великой Франц[узской] револ[юции]) и все из разных классов общества, говорить они должны по-разному, ибо тут есть аристократ, презирающий плебея, и плебей-колбасник, и педант-академик, и нотариальный писец... Вот мне и не удается рельефно в речи выразить их уровень культуры.

Вы, вероятно, прочтете, и я даже прощу прочесть эти места, касающиеся Ник[олая], ему. Да скажите, что ничего печатного от него я не получала. Его перевода, напр., с Ксенией—ни-ни! Верно, пропало. Не знаю, получила ли сестра Лидия мое письмо отсюда, где я писала о житье-бытье ее дочки? Было написано раньше, чем к вам; Передайте, дружок, по телефону. Нацарапала я вам много. Кажется, ничего не забыла и теперь могу только Поцеловать. Еще скажите Лиденьке, что 120 фр. Веньям[ину] 2 я передала, и спросите ее: к ней должен был зайти один молодой господин и занести для благотворительности 3 125 ф[ранков] 65 с[антимов]. Получила ли она? При сем было несколько строк от меня (еще из Парижа). Ну, всего хорошего!

1 «Волки».

2 Карповича в Шлиссельбурге мы звали нашим Вениамином

3 Так маскировали взносы для каторжан,

20. В. Я. Богучарскому.

4. IX. 07.

Многоуважаемый Василий Яковлевич!

Меня извещают из Гельсингфорса, что для Влад[имира] Львовича1 получены, из Парижа книги, но не знают, куда их девать, так как адрес его потерян. Так сообщите, пожалуйста, ему об этом: пусть пошлет адрес или вообще как-нибудь распорядится, п. ч. я его адреса тоже не знаю. Материал получила и благодарю.

1 Бурцев.

Многоуважаемый Василий Яковлевич!

Я могу написать об Исаеве, только пришлите, пожалуйста, тот материал, о котором вы писали. О Грачевском тоже могу, но для справок нужен процесс 193-х, и нет ли какого-нибудь материала у вас. Могла бы написать также о Тригони (если он даст мне кое-какие сведения, о которых я могу запросить его) и затем о Мартынове, если Антонов поможет.

Жму руку и буду ждать.

В. Ф.

О Конашевиче я не имею никаких фактических данных насчет детства, воспитания.

21. П. Л. Антонову. 19 11/IX 07.

Дорогой Петро! Месяц назад, или около, я послала по этому же адресу вам письмо, но ответа не получила и не знаю, почему? Дошло ли оно? или вы так нерадивы, что не соберетесь написать мне? Верно, первое. Поэтому на сей раз посылаю заказным.

Петро! Напишите, во 1-х, как вы с женой и ребенком живете и как его зовут? Во 2-х, что и как парники?

В 3-х, вы видаетесь с Александром] Златопольским и его сестрой. Передайте им поклон и следующую вещь. Для «Галлереп Щлисс[ельбургских] узников» нужна биография Савелия. Быть может, мне удалось бы написать ее, если бы Александр прислал биографические] сведения о раннем детстве, образовании и воспитании Савелия. В каких условиях он рос, развивался; какие-нибудь характерные события в его жизни и т. п.

Пусть все это он напишет, не гоняясь за литературностью слога, а побольше бы дал материала, и все это послал заказным по адресу сестры Лидии Стахевич в контору (на обложке журнала
"Р[усского] Б[огатства]" адрес есть). И пусть сейчас же принимается за работу, если дорожит памятью брата.

Сестра моя Ольга теперь в Крыму, но я что-то давно не имею о ней известий. Ее сынишка хворал, но хотя и выздоровел, эта безумная мать умчалась на юг, в надежде укрепить его там. Вот вам хорошо! Вы и так на юге и не надо мчаться. Здесь, действительно, холодновато, но суровый климат, быть может, лучше закалил бы малыша. Еще я спрашиваю вас. Как вы думаете теперь об Орж[ихе]? Возможно ли ему быть принятым в партию1? Просят высказаться его прежних товарищей.

1 Социалистов-революционеров (их смущало, что он подавал прошение о смягчении участи).

От последних понемножку получаю письма, но от некоторых ни одного звука. Быть может, они в таком же положении, как вы, т.-е. не получили. Даже Лука не пишет. Целую вас, Зину и младенца. Я здорова, и сначала мне было очень радостно видеть родных и друзей, а теперь праздник кончился. Занимаюсь немного литературной работой.

Ваша Вера.

22. Н. П. Куприяновой.

24. IX. 1907 г. Выборг.

Дорогая Наташа! Твое письмо с белой кувшинкой получила и благодарю за ласку, но не за скупость, с которой ты пишешь. «Если так спешить—когда же жить?»—спрашивал Обломов Шульца. О том же надо и тебя спросить... Что сказать тебе о жизни? Ужасная оторванность чувствуется ежечасно, и это действует угнетающим образом. Взялась за литературную работу для 2-го тома «Галлереи», но как-то еще не наладилось дело и мараю необыкновенное количество бумаги, чего никогда не бывает при нормальном состоянии мозгов. А тут путаешь, делаешь зигзаги, редактируя на разный лад одно и то же. Недавно, на именины, видела Лиду1, и она произвела приятное впечатление, какое всегда производит человек, живущий умственными интересами. Она думает заняться культурной работой в очень симпатичной форме, и я говорила ей, если поселюсь в Пб [Петербурге], пусть примет и меня. Поговорили мы еще о переработке се «Современной Бельгии» в духе современного синдикализма, и это будет очень хорошо, если время дозволит ей заняться этой работой. Гуляли, ходили к морю и любовались чудной зарей, бывшей в тот вечер. С нами был Лукашевич и Женя. Он сдал государственный экзамен по естественному] факультету и теперь будет готовиться на магистра. Недавно я встретила нашего знакомого, литератора, и он хотел бы получить «на даровщинку» какую-нибудь вашу местную газету. Если редакция может, то пусть высылает: Redaktion Ostra Finland. Wiborg. Быть может, у тебя есть связи, чтоб устроить это.

Что ваша крестьян [ская] газета2? Так она и не выходила? Что продажа стихотворений? Выручено что-нибудь?

1 Сестра Н. П.

2 В Казани

Ну, целую тебя, моя дорогая, и кончай скорее свою голодную эпопею. Был ли в г. Казани сборник автографов в пользу голодающих, изданный по моей инициативе? Целую тебя и Володю.

Дорогая тетя! Скупо же вы пишете вашей племяннице1! И даже бумагу завели еще меньше моей: я даже позавидовала, что такой не найдешь. Вы, тетя, дурному не подражайте, напр., краткости моего этого письма, а напишите с Наташей подробно по адресу: Выборг, Магнус-гатан, 4. Липе Марковне Сухомлиной (и более ничего). Целую вас крепко и благодарю за материю. Она очень хороша.

.

23. П. Л. Антонову.

1. X. 07.

Дорогой Петро! Ваше письмо длинное с карточкой хорошенького сынишки и второе—получила и спешу оповестить об этом. От Златопольского мне нужно именно только биографич[еские] данные, числа, год рождения], где учился, как жил в детстве, юности, а также нужна какая-нибудь карточка; какая обстановка была, что за родители, их характер и социальное положение? Эпизоды детства, характерные черты Савелия, как человека, в детстве и юности; если знают, то об отношениях к Ковальскому, к Виттенбергу и др.—все, что знают до осени [18]79 г., когда я познакомилась с ним. Пусть не скупятся на подробности об обстановке, которая окружала его и всех их. Какие-нибудь события, факты, взаимные отношения в семье и в школе. Все это нужно.

Теперь об огородах. Дорогой Петро! Я что-то сомневаюсь, чтоб банк дал 500 р. за домишко, ценой в 700 р. Таких залогов не дают! Но если это не чепуха, и если вам дадут эти 500 руб. и вы находите нужным купить тот дом, то покупайте и прилагайте имеющиеся у вас 200 р. А у Новорусского будут лежать мои 200 р., кот[орые] он немедленно переведет на дальнейшее обзаведение по части рам по вашему письму к нему (Английский проспект, 32). Если дела потом пойдут хорошо, то вы отдадите; если же нет, то мы рассчитаемся на том свете.

Новорусский сейчас сидит у меня, и я ему о деньгах говорю. Так что относительно их вы не сомневайтесь.

Он говорит также, Что Марья Мих[айловна] собирается вам теперь же выслать 50 р., но что она сомневается, получили ли вы 50 рб., посланные ею раньше? Она просила о получении их известить, но вы не извещаете. Сделайте это, ибо это необходимо.

Целую вас, маму, Зину и мальчика. Он чрезвычайно похож на вас. Пусть Зина учится также массажу, он в большом ходу. Ваша Вера.

24. В. Д. Лебедевой.

2. XI. 907 г.

Дорогая «Ваше Превосходительство». Спешу известить вас, что нахожусь в добром здоровье, провела весьма хорошо последние два дна и подробно описала Сашечке свое знакомство с Ксенией 1. Она мне положительно понравилась. Такая она простая, искренняя и добрая. Патрон Николая Александровича2 встретил меня с необычайным радушием, водил по всем лабораториям, музеям и кабинетам, угощал обедом и был очарователен.

1 Ксения Алексеевна—жена Н. А. Морозова

2 Проф. Ф. Лесгафт

Это удивительный старик! Ему под 80, и он сохранил бодрость, энергию, ум и работоспособность. Когда-то я с сестрой в [18]71 году начинала слушать у него анатомию, и это положило начало нашему знакомству и дружбе, так как мы были первыми женщинами в мужской аудитории Каз[анского] университета. И теперь он помнит и любит нас. Сестра до сих пор не была у него, но тут явилась, и он, как отец, встретил и обласкал. Удивительно, как сохраняется человек, если он живет не материальными интересами, а интересами духа, наукой или общественной деятельностью! Отрадно смотреть, и не всякому можно получить такое сокровище—слушать Петра Фр[анцевича]. Николая, Мих[аила] Васильевича] и Лук[ашевича] он третирует, как любящий отец, не стесняется говорить в глаза правду, иногда трунить и бранить, но все это, видимо, истекает из участливого отношения к ним и их интересам. 2 раза в неделю (по три часа) он принимает больных, которых лечит бесплатно, и имеет огромную практику. Смеясь он говорит, что, когда никакие доктора не помогают,—идут ко нему. Между прочим, лечил и вылечил сына Дурново, который за это не обращал внимания на все доносы, которые в изобилии делаются на него. Ваша знакомая1 попала прямо на заседание комитета2, филиал которого вы образуете. Понятно—встреча была изумительная в буквальном" и переносном смысле слова. Говорить [ли], что люди все такие хорошие, и сердечное отношение создало сейчас же такую атмосферу, что человек окрыляется. Вашему знакомому, Гер[ману] Алекс [андровичу], сестра, из Одессы приезжавшая, устроила 2-месячное пребывание в Петербурге, и он отдохнет тут душой от всех скорбей и обид. Желаю вам, дорогая, великих и богатых милостей, а денег у меня нет и они очень и очень мне нужны. Целую вас.

Прилагаемый листок отдайте Анне3. Попов пишет, что если никто не захочет строить сообща дачу в Сочи, то он, может быть, рискнет сделать это на свой риск и страх. Герм [аи] Александрович] рассказы о его бедственном матер[иальном] состоянии называет басней. Я получила письмо от него. Дорогая! Если вы поедете, то непременно возьмите у Верочки4 коробки с жуками и бабочками и везите их осторожненько прямо к Мих[аилу] Bасильевичу]5, за что получите благодарность большую, большую.

Это вещь деликатная, не всякому можно поручать такое сокровище. Поцелуйте Елиз[авету] Павл[овну]6. Ее бобры7—у сестры впредь до востребования. Спасибо ей! А у нас тепло и туман.

1 Подразумеваюсь я.

2 Шлиссельбургский комитет (помощи старым шлиссельбуржцам).

3 Прибылева-Корба,

4 Стахевич

5 Новорусский

6. Балавинская

7 «Бобры»—ротонда и меховая шапочка, которые она надела на меня при моем возвращении из нелегальной поездки из Финляндии в Воронеж. См. т. III Собр. соч., гл. «Воронеж».

25. М. В. Новорусскому.

7. XI. 07.

Дорогой Миша! Что это вы совсем не пишете мне (и писать надо не на адрес неаккуратный, а на Ан [ну] Мар[ковну]1. Последующий листок этого письма передайте Николаю, который так удружил мне сведениями в «Руси». Я его браню там (вы можете прочесть). Читала я вашу заметку в «Руси» и с своей стороны укажу вам на то, что отношение экономических классов в стране может и не выражаться в парламенте, особенно нашем, когда у нас, во 1-х, самосознание этих классов еще только пробуждается и, во 2-х, система представительства подтасована и фальсифицирована многократно и многообразно.

1 Сухомлина, в Выборге.

Чтоб ваша мысль была мыслью не впустую, прежде всего надо разобрать избирательный закон. Если он дает перевес хотя бы и не самому сильному (экономически) классу— ваше построение падает. Затем вам надо оперировать над составом теперешней Думы: взять полный список ее членов и разобрать экономическое положение одного члена за другим, и не только причислив того или другого к землевладельцам, фабрикантам или купцам, но цифрой обозначить имущественную ценность каждого... Но за всем тем, кроме связи дворянства с бюрократическими] сферами, надо принять во внимание образование, степень сплоченности и привычки к недопил; общественного дела. Прибавьте еще и уменье, привычку говорить (напр., у адвокатов, которые едва ли причастии промышленности или капиталу денежному).

Все это пока еще на стороне класса землевладельцев (и дворянства), так что никоим образом нельзя заключать о либерализме того органа представительства, какова наша Дума.

Правда, должна сказать вам, что слыхала от одного чел [овека], ведущего чисто коммерческое дело и вращающегося исключительно в сфере торговых биржевиков одного провинциального] города, что купечество относится к 3-й Думе очень определенно, а именно—рассуждают эти отцы города так: дворяне, дескать, думают поворотить по-своему, по мы им этого не дадим. Мы хотим, чтоб Дума была такая, какая нам надобна, и чтоб, законы был и, какие нам нужны1. Вместе с тем он рассказывал, что уровень провинциального торгового мира чрезвычайно низок, образование отсутствует, никакой широты взглядов нет. С «крамолой» хотят биться без пощады: виселица, дескать, им—одна дорога. Свободы печати, собрания и союза им не надо... Повидимому, если этот класс станет во главу угла в парламенте, то при теперешнем развитии своем и при теперешнем уровне промышленного развития России—реакционность направления политической жизни сохранится всецело— порядок им нужен совершенно такой, как его понимают Столыпин, Дурново и Витте.

1 Но х о т е т ь—еще не значит м о ч ь,—это зависит от закона и от других указанных причин: самосознания и т. д. (Сноска того времени).

Политика этого класса в данный момент—если только они бу[дут] преобладать в Думе, будет, вероятно, состоять в эксплоатации представительства в пользу всевозможного покровительства, льгот и защиты эгоистических интересов своего класса.

Будут законы, отдающие рабочего во власть капиталиста, будут субсидии и пр., будет противодействие правительственной защите помещиков и дворян.

26. Е. В., В. П., Н. П. Куприяновым.

8/XI  и 11/XI (продолжаю письмо) 1907, Выборг.

1 Этого письма от 8/XI нет.

Дорогая тетя, Володя и Наташа! Письма, отчеты земской управы и ландыши я получила в исправности, Ах, ты милое сокровище—Наташа! Не забыла о ландышах, а я-то о них забыла! Буду выгонять их во имя твое. Отчет дал мало нового, а вот сведенья о решениях земского собрания и особенно о книжной торговле меня обрадовали, только я ругнула тебя, что ты этого не устроила, когда я тебя убеждала. Печальная эпопея о голоде и о том, что ты надрываешься над голодающими! Тебе следовало бы таки отдохнуть над чем-нибудь другим. Сначала возмутилась, а потом посмеялась, получив и прочитав письмо, возвращенное в Казань из-за границы. А хорошо было читать его, пропитанное ароматом деревенских жасминов!.. В нем было так мило описано деревенское житье—так и Пахнуло летним теплом, зеленью и полями, и в осеннюю пору, при легком морозце было отрадно читать твои милые строки, дорогая моя деревенская жительница и любительница. А у Ольги2 на даче была такая пакость—загончик, точно для гусей— не больше. Травы нет, а загрязненный песок и десяток, полтора сосен довольно жалкого вида. Пляж неважный—ноги вязнут, а общий вид селения подобен цыганскому табору: беспорядочно рассыпанные дачи и все загородки, загородочки—каждой семье по кусочку, как для кур разной породы, чтоб не смешивались. Здесь3, недалеко, есть хороший парк, совершенно типичный для всей страны, и в нем очень хорошо, а в остальном—маленький городок, чистенький, совершенно провинциального характера. Между 9—10 все замирает, улицы пусты.

2 В Териоках (в Финляндии).

3 В Выборге.

По адресу видно, что вы переменили квартиру: хорошо ли устроились? лучше прежнего или нет? Как ваше здоровье, тетя, и как теперь рука Володи? Видела как-то сестер: Лидия очень за этот год потолстела. Нехорошо это, и она жалуется, что ее душит... А Евгения летом хорошо глядела, а теперь что-то грустна и молчалива. Верно, у каждого есть забота и какая-нибудь тяжесть...

Что касается меня, то я здорова и нервы оказываются на высоте, по работоспособность невелика. Сплю недурно, если не злоупотребляю писанием, чтением или говорением (нипочем, больше слушаю, чем говорю). В общем, можно быть довольным—нельзя и сравнивать нервы в прошлом! Но это так ужасно—считать себе 55 лет, вернее, чувствовать 55 лет. Потому что эта усталость—разве не от них??

Наташа! ты упорно не отвечаешь мне, как обстоит продажа стихотворений? Ты бы написала мне! Если бы случилось, что я пришлю тебе несколько книг одного и того же названия, то знай, что это для продажи желающим (для альтруистической цели). А что, куда пошли деньги, данные на крест[ьянскую] газету? Пишите о своих делах и делишках. Не знаю, когда уж мы еще увидимся, а расстояние так ослабляет связь. Целую вас всех и дорогих Пери[мовых]. Еще я спрашивала, когда кончится залог в банке на землю матери??

Уля процветает. Имеет и на этот год степендии1 (25 руб. в месяц). Еще лучше устроена другая моя знакомая по Архангельску]—художница 2.

1 Стипендию давала жена Нобеля, узнавшая, что я принимаю участие в этой девушке.

2 Александра Максимовна Удалова.

27. H. П. Куприяновой.

16. XI. 07. Выборг.

Дорогая Ната! Ты переслала мне письмо Елизаветы Петровны1. Но я из своего далека не могу ничего придумать для помощи ей. Прочти, пожалуйста, прилагаемое для нее письмо и отправь ей. Не ошиблась ли ты, что земство обеспечило ей 15 р. в месяц? Ведь на это жить можно—у других и этого нет! За всем тем, ведь она работящая и довольно интеллигентная, быть может, возможно найти ей какое-нибудь место: бонны, продавщицы, сиделки за больными и т. п. Виктор [Перимов] не найдет ли чего-нибудь при больнице? Крицкая2 как-то предполагала устроить Улю для обучения уходу за больными. Кажется, можно было и существовать при этом? Поспроси-ка. Или Верочке Шул[инской]3 не нужна ли компаньонка? Для нее Елиз[авета] Петр [овна] была бы хороша: читала [бы] ей и пр. Поцелуй Вер [очку] за меня.

Я писала вам всем не так давно, а теперь только по этому делу и пишу—я же тут сделать решительно ничего не могу.

Посылаю тебе две открытки, как образец местного производства—тебе понравится. От твоей Лиденьки известий не имею,—ведь закрытие «Былого» едва ли отразится на ее занятиях при редакции. Не так ли?

Целую маму и Володю, а также всех Пери[мовых], больших и малых. Здесь только-что установилась зима, и на дворе очень хорошо. Я гуляю регулярно часа 2 в день. В общем здорова. Все мечтаю о Пб [Петербурге], но ответа еще нет. Целую тысячу раз королеву холодных и голодных.

Жду от тебя приятных известий к празднику о капиталах за произведения знаменитого поэта.

1 Евстигнеева—учительница с. Шонгуты.

2 Е. Л. Крицкая (в Казани), хорошая знакомая 187fl к 1881 п. «о Одессе.

3 Родственница.

28. М. В. Новорусскому.

27. XI. 07. Выборг.

Дорогой Миша! Вы напрасно не сделали так, как я сказала, ибо отдача денег Антонову должна была остаться только между нами. Иначе я сама поручила бы Лидии—ведь эго было бы проще. При свидании сообщу, почему это было нужно и даже необходимо.

Затем письма его о парниках необходимо доставить лис, ибо ведь мне же надо знать, исполнены ли условия, о кот[орых] я писала, а именно, куплен ли дом и кусок земли. Лишь в том случае, если покупка совершена и после залога не хватало 200 р., я сказала, чтоб он взял у вас эти деньги.

В свою очередь, для вас есть 103 марки из-за границы, полученные вдовой за ваши рисунки, подобные тем, которые вы мне показывали. Они будут пересланы вам. Я разобрала морских животных. Там много морских уточек; 3 хороших рака-отшельника, 4 крошечных сепии (обратите внимание, чтоб не потерялись в массе—я их приняла было за раков, потом рассмотрела); 2 интересных червя и т. д. Много раковин моллюсков и яиц каких-то. Есть большой мешочек с каким-то зародышем. Все это в 2 банках, которые, поставленные др[уг] на др[уга], как раз стали бы в корзиночку, погорая у пас. Только надо и мешок тот, чтоб было портативно.  Не забудьте об этом при случае, когда вздумаете брать их. Отчего вы не сообщили, взята ли та зоологич[сская] коллекция, заходили ли за ней? Что касается вопроса об участии в сборнике, то у меня есть вещица беллетристическая, говорят, хорошо написанная, которую я могла бы дать после напечатания ее где-нибудь в газете или журнале. Подойдет ли издателям? И по сюжету подходит. Затем вот что. Я вам говорила, что хочу пожертвовать рб [рублей] на 20—25 книг в библ[иотеку]. Но, рассмотрев список изданий Парамонова, я вижу, что огулом покупать по нему не стоит, особенно беллетристику. Но и в публицистике многие темы у него совсем не затронуты. Между тем, у меня нет ни каталогов популярных изданий, ни номерных каталогов библиотечек, по которым можно было бы составить нечто свое. Не возьметесь ли вы составить мне подобный каталог, так, чтоб читатель мог по всем вопросам политики и обществен [ности] иметь хоть 1 книжку. На 25 р. можно составить чудную библиотеку] из лучших брошюр до общественным] вопросам и книжек по беллетристике, так как, по-моему, и это нужно. Состав читателей требует этого. Каталог имеющихся налицо книг я смотрела —он весь из старых и новое время точно не существовало. Библиограф [ия]—отсутствует и помочь не может. Ответьте поскорее.

Целую вас и желаю всего хорошего. До свидания же!

29. Н. П. Куприяновой.

1907 . Выборг.

Вероятно, конец декабря.

Цветок моего воображения .

Был нарисован мной акварелью в заголовке

Милая и дорогая Наташа! Что долго нет писем от тебя, а я писала с месяц назад и вложила 2 красивых открытки в местном жанре. Уж знаю, что ты ответила бы на это непременно, и раз молчишь, надо полагать—не дошло. Лучше всегда пищи заказным, а то слишком часто письма пропадают. На-днях видела сестер. Ольга так потолстела в Крыму, что просто удивительно! почти такая же, как была некогда. Но состояние духа все то же, и не исправляется по отношению к сыну—балует до безобразия. По словам Жени, живет она на тычке в 3-х комнатах со своей прежней подругой. В противоположность этому, у меня очень хорошая комната—воздуху много и покойно. Дети есть в семье, но их не слышно, так что все материальные условия не оставляют желать ничего лучшего, только холодновато, и не только физически, но и духовно. Что-то нет, кого бы я любила—один знакомый очень правится во всех отношениях, но вижу редко и боюсь, что он слишком самолюбив—это всегда отталкивает, потому что трудно быть при этих условиях вполне откровенным. Жизнь по прежнему веду аккуратную—работаю регулярно 3 1/2 ч., но стала мало гулять из-за холодов: стояло—19—20—23 R, и мне трудно переносить такую стужу. Читала ли ты кн[игу] Гамсуна «Пан»? Если нет, прочти непременно. Это дивный, необыкновенный роман. В том же томе есть в конце драма—я забыла название, очень интересная по психологической теме. Но «Пан»— это совсем другое дело: там описание природы, слияние человека с ней —нечто поэтическое и вместе реальное!.. В наших журналах беллетристика бездарная—ничего не говорит, по Гамсун просто чарует! Потому я и настаиваю, чтоб ты прочла. Целую тебя, моя дорогая, а также тетю и Володю. Как вы поживаете? Напиши мне. Недавно я тебя вспоминала; в доме были детские живые картины, сошли очень мило; ты была бы царицей (Савской!) на подобном ребячьей! празднике. Лида1 собиралась посетить меня, а вместо того села в кресло 2...

1 Сестра Н. П. Куприяновой.

2 Была арестована.

30. М. В. Новорусскому.

19. I. 08.

Дорогой Миша! Письмецо ваше с проектом пирушки получила, и предложение было бы принято с большим удовольствием, но мой план кампании был уже составлен, и потому приходится просить вас и Ксаню отложить эту пирушку недели на две. Тогда придется списаться. Я что-то устала, плохо сплю и хочу немного отдохнуть, а то еще больше утомишься. Перо отчаянное, а потому и пишу так скверно. Уже неделя, как послана рукопись о женск[ом| движении в контору «Р[усского] Бог[атства]», но не знаю, передали ли Прасковье Николаевне1 для календаря. Другой труд литературный тоже вот уже дней 6 как вручен вашему тезке. Так что работа шла удачно. Для журн[ала], который будет выходить под редакцией Бурцева, тоже написала, а сегодня еще кончаю одну вещицу. Должно быть, немного переутомилась, хотя делается все шутя—легко.

1 Ариан.

Целую всех вас крепко и прошу не забывать любящую вас.

Как же это так вышло, что обещанная лекция не произошла ни там, ни тут?? Выписку прочла, уж действительно—-прописали...

31. В. Д. Лебедевой2. 30. I. 1908 г.

2 Из Гельсингфорса.

Дорогая Вера Дмитриевна! Ваше письмо от 22 ян [варя] я получила. Вероятно, от моего друга вы знаете, что я поехала несколько отдохнуть и развлечься сюда, а дальше еще не знаю, как устроюсь. Надо как-нибудь дожить до осени в тишине и спокойствии. Из газет видела, что лекция, так волновавшая вас, не состоялась. В числе дивертисментов, которые я себе позволила, была А.Дункан—за 6—7 месяцев, в первый раз была в театре. Она очень понравилась, но не так, как Горнфельфу3, закончившему свой фельетон после виденного им спектакля: «увидав ее—можно сказать: стоит жить!».

3 Литературный критик, сотрудник «Русского Богатства».

В Помпее мы видели с Сашечкой картины на штукатурке стен, и вот Айседора Дункан как раз олицетворяет эти легкие, почти воздушные фигуры, полные неподражаемой грации: те же позы и жесты, то же изящество каждого движения. Впечатление сильное и памятное. Дорогая Вера Дмитриевна! Будьте так добры, перешлите мне с какой-нибудь оказией том изданий Саблина, где есть процесс Веры Ник[олаевны]. Он вышел в прошлом году в Пб [Петербурге], говорят, нет в продаже. Если знакомая Анны Пав[ловны] еще не выехала, то можно спей. А вторую половину этого письма передайте, пожалуйста, Ан[не] Пав[ловне]. Целую вас, дорогое превосходительство, и желаю всего хорошего. Относительно вопроса вашего о двух биографиях напишу потом. Всем вашим—привет!

32. М. П. Сажину.

10. II. 908. [Из Финляндии.]

Приятно иметь дело с деловым человеком, дорогой Михаил Петрович! Но и помимо деловой части очень обрадовалась вашему письму и что думали-таки на маслянице побывать. А я недавно сделала небольшую поездку и добыла кое-какой материал, печатный и устный, несколько освеживший мой мозг, утомленный отсутствием впечатлений, С маленькой страной легче познакомиться, чем с большой, а эта землица имеет много своеобразного и немножко изучить и понять ее стоит. По крайней мере, я теперь очень заинтересована; только не знаю, найду еще на немецком языке или по-французски сведения, которые хотела бы приобрести. Жизнь в большом городе имеет с этой стороны громадные преимущества, которые сейчас же бросились и глаза и и пробудили меня из дремоты.

Тетрадку со статисткой прошу у вас сохранить, а если Мих[аил] Васильевич] ее у вас попросит, то ему можно дать се. Что касается до брошюры, то это меня удивляет: ее передали Л[идии] Николаевне, и рукопись должна быть уже в наборе; она должна была сказать вам, так как платежи ведь должны совершаться вами, как вы условились с Мих[аилом] Васильевичем], и это остается в полной силе.

О многом хотелось бы спросить и сказать, но все так сложно, что на бумаге не выливается. Целую вас и все семейство. Быть может, вышла какая-нибудь путаница с драмой "Волки" Ромэы-Роллана, переведенной для меня, в подарок. Ее должны были выслать из Парижа недели 4 тому назад
Л[идии] Николаевне. Она, вероятно, писана не от руки», а на машинке. Наведите, пожалуйста, справки. А еще: январской кн [иги] "Рус[ского] Бог[атства]" я не получала, п. ч. один экземпляр, который дали, взяла другая особа, которая абонируется на журнал (ее сестра должна была внести деньги, по неизвестно, внесла ли?), и я не хотела спорить. Я попросила бы вас мой экземпляр журнала пока не высылать мне до моего распоряжения. Быть может, у знакомых он будет, а после я или дам адрес постоянный или же вовсе не буду брать до поры до времени, а попрошу дать сразу в конце года. 

Ваша Ольга1.

1 P. S. 1931 г. Подпись сделана для конспирации, там кап в Финляндии я жила для департамента полиции инкогнито.

33. Брату Петру. 22. II. 08.

Дорогой брат Петя! Пишу тебе—наконец! Совсем о тебе соскучилась я. Сестры, должно быть, сообщали тебе об этом и что я жаловалась на скудость наших сообщений. Теперь заведем регулярную переписку. Пишу тебе из Берлина2, куда приехала со своей спутницей3 вчера вечером. У меня есть знакомая хозяйка, которая, хотя и не было свободных комнат, устроила нас отлично, напоила чаем и т. д., а то я что-то была усталая—верно оттого, что ночью перед тем совсем не спала. Сегодня солнышко светит так весело... улицы нарядные, и я только-что возвратилась с прогулки вдоль берега реки. Все ходят совсем легко одетыми, и я тоже уже в пальто; хотя на деревьях почки еще не вспухают, но трава уже зеленеет в скверах и на полях. Снегу— нет, и в воздухе уже чувствуется весна. Говорят, что в Гейдельберге теперь чудно. Местность там очаровательная, и, вероятно, я буду делать большие прогулки в окрестности.

2 В феврале 1908 г. я покинула Финляндию.

3 Вера Самойловна Гоц—вдова Михаила Рафаиловича Гоц

Ах, я забыла тебе рассказать кое-что из своих похождений в Стокгольме. Пригласили меня там па обед к одному холостому господину, на квартире которого собрались: его невеста, его брат и еще двое щвсдов, дама и господин. Все они говорят—кто по-немецки, кто по-французски, мужчины и женщины (чаще по-немецки). В средних школах новые языки преподаются настолько хорошо, что трудно встретить культурного человека, который затруднялся бы объясниться по-франц(узски] или по-немецки. Ну, приходим (вдвоем). После первых рукопожатий—на нас нуль внимания; хозяин уходит в другую комнату, читает газету, другие говорят между собой, а мы чувствуем себя совсем сиротами. Потом—обед. Хозяин антиалкоголист (вопрос о водке—теперь жгучий там); подана на столике маленькая закуска: семга (или лосось); блюдце с яичницей; селедка; масло. Нечего и говорить—выпивки нет, но на столе за приборами хозяин разливает в стаканы сидр, фабрикация которого (бесспиртовая) недавно начата в городе. Садимся за стоя. Подают маленькие отбивные котлеты с вареным картофелем и зеленым горохом; потом 2-е блюдо—белые булочки, срезанные, параллельно основанию, и в середине заключающие десертную ложку миндальной пасты с сахаром и к этому горячее молоко, которым булочка поливается чуть-чуть сверху

Вот и все! Учись умеренности, Это «званый обед»— невеста в шелку и с букетом ландышей у корсажа. Скоро они обвенчаются и поедут делать свадебное путешествие, а пока она ходит на двухнедельные курсы, где учат, как обращаться с младенцами. На первые разы дают куклы соответствующей величины, а потом настоящих детей. Это род яслей, где учат обращению с новорожденными. После обеда идут в кабинет, где пьют по крошечной чашечке кофе (обязательно со сливками). Хлеб там удивительный: национальный—состоит из тончайшей ячменной четырехугольной большой пластинки, в роде серой оберточной бумаги, жесткой и хрупкой, так что ее ломают рукой и она царапается до крови, если нечаянно пальцем проведешь по краю. За обедом я сидела рядом с хозяином и уже сама завязывала разговор. За кофе, едва он выпил, как соскочил и простился со всеми. Захватив невесту, удрал из дома. Гости остались еще за чашками с его братом. Но не будь последнего—я думаю, он всех нас тоже оставил бы таким же образом. Что это—неучтивость или простота?—я не поняла. Но думаю, что последнее, ибо зачем иначе было звать четырех гостей, иностранцев и соотечественников. Это приключение достаточно позабавило нас. После знакомая предложила подняться на городской лифт и посмотреть на город при вечернем освещении. Зрелище оказалось восхитительным, и сама дама хорошо определила характер его; она сказала: как-будто звезды с неба упали на землю. Действительно—это похоже... Часть города лежит на высоте, и лифт за 3 и 5 oре поднимает на ту или другую высоту. Часть— ездит, конечно, и лишь для того, чтоб полюбоваться видом. Целую тебя и Настю. А также Колю и сестер. Если Наташа с тетей еще у вас, то и их.

34. И. П. Сажину.

12. III. 08. [Из Гейдельберга.]

Дорогой Михаил Петрович! и дорогая Женя!

Вчера приезжал ко мне1, по моему вызову, Анатолий2 в виде интересного молодого человека в легчайшем пальто и сереньком фетре, но зато с увесистой палкой в руках.

1 Из Дармштадта.

2 Сажин.

Он очень похорошел с тех пор, как я его видела, и выправился из того личиночного несуразного облика, какой имел Но выходе из гимназии. Он не очень разговорчив—поэтому не могла судить о его умственном прогрессе, но из его рассказа я заключила, что условия, в которых он теперь живет, далеко не благоприятны для развития всех сил молодого человека. Студенты старших курсов совершенно погружены в свои экзаменационные занятия и нигде не появляются; собраний почти не бывает, рефератов или каких-нибудь умственных соприкосновений между собой в молодежи нет.

Библиотека, имевшая прежде 200 членов, спустила это число до 50, так что перешла из 2-х—в одну комнату; новых книг нет. Ан[атолий] не читает русских газет (лишь изредка в кафе и т. и.) и довольствуется сведениями об отечестве, помещенными в иностранных газетах. А вы знаете, как ничтожны в них сообщения о России. При таких условиях снизь с последней, конечно, должна ослабнуть. Журнал «Рус[скос] Бог.[атство]», который он читает, не может возместить ежедневного -периодического издания и, я думаю, для него в высшей степени полезно было бы получать какое-нибудь. Семейных домов и женского общества у них там совсем не имеется, а отсутствие общетоварищеских умственных интересов, вероятно, делает его жизнь очень бедной интересами. По видимому, прежде у них было больше оживления и сплоченности, а теперь все замерло. Знакомые говорят, что пребывание его в прошлом году в России было очень плодотворно и что вы вы, Мих[аил] Пет) [ович], имели на него очень хорошее и сильное влияние.—Пробыл он у меня день; я оставляла ночевать, но он сказал, что семестр кончается только 16[-го] и он должен сдавать чертежи. С 16 марта по 26 апреля будет вакат, и он будет готовиться к «Vor'у»—полукурсовому экзамену, кот[орый] начнется с 26[-го] и будет длиться дней 12 (12-ть экзаменов). Вероятно, я еще увижусь с ним и познакомлюсь тогда поближе. На вид он малокровен и очень худ. Я спрашивала, почему не занимается каким-нибудь спортом? Говорит, что там, у них, ничего подобного не водится. Посетовала я также на легкость пальто, для зимы и весны слишком жидкого. Уверяет, что привык и всегда так ходит.

Вот, кажется, все существенное о нем.

Напомните Лид[ии] Купр[ияновой], что ни "Истор[ический] Сборн[ик]", ни «Мииувш[ие] Годы» им не высланы, пусть она позаботится об этом.

С другой стороны, надо бы предложить высылку "Рус[ского] Бог[атства]" в Гейд[ельберг], как высылалось оно в прошлом году. Anlage 51" Rohan-Bernstein. Этот экз[емпляр] обслуживает многие города. Вы уж устройте это.

И скажите Л. Купр[ияновой], чтобы она выхлопотала 1 ;»к i «Мин. Год[ы]» для этого же адресата. Что касается моего экз. «Мин. Год[ы]», то пусть редакция его пока не высылает а я возьму в конце года—целиком, подробно «Р. Бог.», ибо при переездах трудно не растерять.

В Берлине было очень солнечно, тепло и на улицах празднично, а здесь холодно и дождь. Говорят, весна здесь очаровательна, но наступит она лишь через месяц. Рамы ординарные, руки коченеют, и приходится топить каждый день, но желез[ная] печь не нагревает комнаты на весь день. Кровати крошечные—прямо для племени «акка», открытого Стэнли в Центр [альной] Африке, и я упираюсь ногами в дерево подножия. Так как я изъездила теперь много евр[опейских] стран, то поражаюсь неуютностью и отсутствием удобств в германском городе. Ни ванной, ни хороших постелей. Отвратительная клетушка, без отопления 30 марок. Диванчик так мал, что полежать покойно невозможно, и я лежу на нем в виде луны. Ну, целую вас, мои милые. Желаю всего хорошего. Для Оли я наконец найду искомые 1 1/2 года Kinder Garde, Анатоль его видел, и я посмотрю и, если стоит, куплю. Передайте привет всем родным. В иностр[анных] газетах пишут, что за Казерио-Лебединцевым следили по пятам из-за границы {вследствие агитации, кот[орую] он вел по делу Черняка) и этим—дескать—объясняется трагедия 7 казней. Во всех газетах—агитация о невыдаче Швейцарией Васильева, убившего пензен[ского] полицмейстера.

Пробуду я здесь с месяц. Писать можно или на Poste restante или по адресу Anlage 51п. Моя фам[илия].

В прошлую зиму по всей Европе говорили нам, что зима— «небывалая»... теперь говорят, опять, что весна «небывалая»... Не смешно ли!

35. М. В. Новорусскому.

24. III. 08. Париж.

Дорогой Миша! Я получила ваше письмо от 7/20 марта в Париже, куда приехала, чтоб проводить нашего товарища  по заключению—Гершуни1. Он умер в Швейцарии от саркомы, кот[орую] распознали лишь за короткое время до смерти, неизбежной во всяком случае. Все думали, что у него 2-сторонний плеврит с гнойным эксудатом. И вот 38 л. его уже не стало.

Вы пишете о разных литературных начинаниях, но я не могу принять в них участия. Прошу вас, Поскорее пришлите мне копию с той незначительной бумажки, где было записано о голодовке (па случай пропажи 1 экземпляр] сохраните у себя). Я помню ее только приблизительно, и в ней лишь то любопытно, что я не чувствовала голода и не было желания есть—совершенно. Я отношусь крайне серьезно к выступлениям в печати, быть может, потому, что я слышала много осуждений—Ник {о лаю], немного и вам (за газетные заметки). Ник[олай] слышит лишь похвалы—лично никто не высказывает, ну, а за глаза, как он ни дорог всем, его осуждают как раз за те вещи, за какие осуждаю я. Говорю это для того, чтоб указать, что, должно быть, в самом деле неладно, если я, его любящая и превосходно знающая и радующаяся всякому успеху его более, чем радовалась бы своему собственному (п[отому] ч [то] как-то холодна к этому— хочу любви, а не успеха), и, с другой стороны, люди чужие ему, как человеку,—сходимся в порицании одного и того же. Поэтому, дорожа всеми вами и собой, как членом нашей семьи шлис[сельбуржцев], я думала бы, что всем нам лишь ценное и цельное стоит выносить на книжный рынок, а не обрывки. Ник[олай] угадал—я против помещения этого отрывка (о голоде). Что касается до остальных рукописей и сочинений, то мои документы прошу сохранить у вас до свидания. Участвовать в «Голосе народной правды»2? (п. ч. [почему] народной правды??) я не могу.

1 Был переведен из здания старой тюрьмы в новую, после моего выхода из крепости.

2 Издание, задуманное О. Любатович и ее мужем—Джабадари.

Если буду писать, то о Финляндии] или воспоминания], но они будут долго лежать и обрабатываться, п[отому] ч [то] я не уверена, что скоро найду ту ноту, которая мне нужна для этого. С нетерпением жду от вас высылки обещанной книжечки. Пора бы, кажется, ей и выйти. Прошу вас выслать ее также немедленно для перевода па немецкий язык, только но даме-переводчице, а другому, которого вы знаете, конечно, просто, а не от меня. Не забудьте также все мои просьбы на этот счет, раньше обращенные к вам. Целую вас крепко. Товарищам всем привет. Фрол на Капри и меня зовет, но я не поеду.—В Париже масса солнца, в Булонском -зеленый луг, но деревья голые.—От лица товарищей-шлис[сельбуржцев] я возложу венок на умершего,—несколько цветов, вот и все. Сегодня хмуро (26-го), как в Петербурге.

Не выйдет ли теперь что-нибудь у Сер[гея] со сборником имени Ла1? Как бедны люди в выражении своих чувств!

1 Ла—шлиссельбургское сокращение имени Людмилы Александровны Волкенштейн, из которого мы сохраняли первую букву — Л, и последнюю—а.

В Гейд[ельберге] переводчица еще не знает, поместят ли вашу вещицу, и напишет вам, когда это выяснится. Говорит—недели через 2.

Пишите сюда: Rue Alboni, 6, моя фамилия. Прилагай обещанную открытку для вас.

36. Брату Петру.

26. III. 08.

Дорогой брат Петя! Твое длинное письмо получила и собиралась было писать политико-экономический трактат об искусственности нашего капитализма, но сообразила, что для тебя это будет пустой звук, и ты как запрягся, так к будешь себя мучить на своем деле. Когда ты будешь страдать бессонницей, возьми роман «Пшеница», напечатанный в «Вести[ике] Иностранной] Литературы» за прошлые годы. Я читала его в Шлиссельбурге]. Конец—банальный, но там есть захватывающие места, и когда ты озабочен.—а ты озабочен всегда (кроме тех нескольких дней, когда ты был в никифоровских полях)—я всегда вспоминаю героя этого американского романа. Автора я забыла. Читаешь ли ты когда-нибудь романы? Ты читай! тебе—это необходимо, и напиши мне, читаешь ли и какие? А я теперь сразу читаю два—один на франц[узском], а другой на немецком—перевод с датского—роман Якобсена: «Нильс Лин», который мне очень хвалила моя хозяйка. Я ведь теперь в Париже. Раньше я рассчитывала прожить месяц, а если понравится, то и больше, в Гейд[ельберге]; но смерть товарища (Гершуни) перемешала карты, да и скучно там очень—совсем нет впечатлений, и приходится—духовное—самой давать людям, а не брать от них. Но ведь у меня запас жизненного опыта и встреч страшно мал. Мне так часто приходится повторять одно и то же! И это скучно... Надо еще немало прожить среди современного поколения и среди настоящего, а не прошлого, что жить в глуши—это стоять на месте и пережевывать жвачку. Итак, убедившись, что и 2 недель достаточно, чтоб ориентироваться и поскучать, я уехала. Отправилась в Париж одна по очень запутанному маршруту с 4 пересадками, и оказалось, что еще ошиблась, и вместо 9 ч. вечера, я приеду в 11. Все это заставило меня достаточно поволноваться, ибо я дала ранее знать письмом, чтоб знакомые встретили меня на вокзале. Однако, путем расспросов, я ухитрилась исправить ошибку, пересела в Бленвилле до Нанси на другой поезд с I и II кл. (за 75 сантимов), а от Нанси поехала снова в 3-м на поезде, который во-время поспел в Париж. Таким образом, вышла с честью из испытания, что, конечно, и не было трудно при знании языка. Я поселилась пока в одном семействе, у знакомых, которые давно приглашали меня1. Комната у меня хорошая, и хотя тут же начинается метрополитэн (подземный трамвай), но шум как [от н]его, так тем более [от] обыкновенной езды вполне заглушен, и в квартире—благодатная
тишина и порядок.

1 У Софьи Григорьевны и Евгения Юльевича Пети.

Надеюсь, не расстрою нервы и увижу много поучительного, познакомлюсь с интересными людьми и обогащусь впечатлениями и опытом. Апрель и май здесь, говорят, чудные, ну, а потом можно куда-нибудь уехать. Знакомые соблазняют ехать в Бретань, но едва ли я сделаю это. Женя пишет, что, быть может, они поедут за границу, тогда я с удовольствием побыла бы с ними где-нибудь в Швейцарии или где они вздумают. Я сегодня от нее письмо получила, а также от Наташи. Скажи Ольге, что изучение Школы Фидлера, находящейся в Женеве, приходится отложить на неопределенное время, и слух идет, что он перенесет ее в Париж. Денег у него на это, однако, еще нет.—Ну, целую тебя, Настю и всех наших.

Твоя Веруша.

Тебе пожить где-нибудь на просторе, конечно, необходимо: ты мне не нравишься все это последнее время. И рожа (на ноге)—нехороша. Ты поговори с врачами: кажется, надо дезинфицировать квартиру и одежду, а то будет повторяться. Непременно спроси, не следует ли сделать это.

Фроленко—на остр[ове] Капри.

Адрес: Rue Alboni, 6, Paris. Моя фамилия.

37. Брату Петру.

30. III. 08.

Дорогой брат! Ты, верно, рассердишься—а я хочу попросить тебя об одном студенте-естественнике здесь, бывшем товарище моем по Архангельску. Он очень нуждается, живет на 45 фр. в месяц (урок рус. яз. дает). Право, глаза у него горят от голода... Его хотели выслать опять в Арх[ангельск], но отпустили за границу, и он усердно учится. Ему хочется быть «чем-нибудь в жизни». Я сказала: не лучше ли хлопотать о возвращении в Россию и поступить в университет—быть может, там легче найти заработок.

А он говорит: «Я шесть лет не доводил ничего до конца», и потому хочет кончить ученье здесь.

Это было сказано так твердо, что в виду хронического недоеданья—внушает уверенность, что человек будет держаться во что бы то ни стало.

У тебя есть Шлиппе 1 и еще кое-кто. Быть может, ты спросишь их и сам дашь. Ведь у тебя приятели не для себя же одних только и живут.

1 Товарищ брата по Горному институту.

Его адрес: M-r S. Jwanoff. Rue de la Graciere, 23. Paris.

Можно послать, конечно, и через меня.

Ну, целую тебя. Твоя Beруша.

38. Брату Петру.

19/IV. 08.

Дорогой брат! Твое письмо и чек я получила сегодня и спешу известить об этом. Но впредь лучше посылай по почте, переводом, ибо тогда дашь там русские деньги, а мне принесут на дом франки. Тогда мне не придется ездить в банк—это хлопотно. Какой ты, однако! Не мог даже приятелю сказать о моей просьбе помочь Иванову! Понимаю, обращаться часто к знакомым и друзьям с такими делами трудно и неприятно, но иногда-то можно и даже должно, потому что индивидуальными усилиями ничего не сделаешь, и полагаю, что и они к тебе нередко обращаются за пособиями и ты, вероятно, тогда раскошеливаешься... Что касается до занятий Иванова, то он студент Пари ж[ского] университета—естественник. Прошел 3 семестра, летом работая па биологической станции Росток близ Финистерре. Его специальность зоология, и он готовится к карьере биолога, специалиста по морской фауне. Он-то, собственно, и просил о стипендии с отдачей по окончании курса. Но я боялась такого займа, ибо читала и слыхала, что стипендиаты университетов и вообще высших учебн[ых] заведений в России почти никогда не возвращают своих стипендий; что множество лиц, сделавших даже карьеру, не стыдятся не заплатить такого долга учреждениям, подавшим им руку помощи. Этот Иванов кажется мне человеком другого закала, но я все же хотела сделать попытку без обязательства, памятуя приведенные примеры. Но он сам всегда мне говорил, что предпочел бы стипендию с отдачей, и надеется, что по окончании сейчас же получит место на одной из морских биологических станций и будет выплачивать постепенно долги.

Не знаю, писала ли я тебе, что, будучи в Архангельске, он ездил на Новую Землю с 2 другими лицами, геологом и химиком 1.

1 Гольштейн.

Они пробыли там 3 месяца, совершая экскурсии с научными целями, так как геолог Пивозар хотел подтвердить свои предположения о времени возникновения этой суши. Иванов составил довольно интересное описание этого путешествия, которое находится сейчас в «Рус[ском] Богатстве», а если туда не подойдет, то надо будет поискать помещения в каком-нибудь другом органе.—Если ты можешь что-нибудь сделать в смысле стипендии с отдачей, то, конечно, сделай—он, собственно, этого только и желает.

Что касается кадетов—то благодарю. Это ты нехорошо выдумал! И вообще напрасно ты беспокоишься. Если умирает товарищ по заключению в Шлиссельбурге, то, понятно, не проводить его нельзя, и было бы просто гадко. Вот и все. Целую тебя. Твоя Be p у ш а. Настю и всех целую.

39. М. П. Сажину.

24. IV. 908.

Из Парижа.

Дорогой Михаил Петрович! Ваше письмо от 7/20 получила. Жаль молодого человека—он сильно нуждается! но журнал, конечно, не благотоворит[ельное] заведение, хотя вещица читается с удовольствием. Я напишу Лид[ии] Купр[ияновой] с просьбой снести рукопись в «Современный Мир», и она зайдет в контору, чтобы взять ее, или пусть Евгения возьмет ее и отнесет Л.
Куприяновой], так как она бывает у Лидии Купр. в ее конторе [«Былого»] и ей ничего не стоит забежав в контору [«Русского Богатства»] к вам.

Ваши проекты насчет Швейцарии] совпадают с моими— я не рассчитываю оставаться в Париже в июне стар, стиля. Только я слышала, что летом в Женеве жарко, но ради удовольствия быть с вами и сестрой можно и жару потерпеть.

Только,, Михаил Петрович, не лучше ли вам взять Сережу с собой. Деревенская обстановка с ее барством, упитанными тельцами и жирными сливками и полной бесконтрольностью не очень-то здоровая обстановка для малыша, у которого не пробудилась еще жажда знания. Для его развития, боюсь, это будет потерянное время, а за границей—он будет в компании взрослых и увидит массу нового, неиспытанного, чудную природу, которая обогатит его впечатлениями. Он будет совершать с вами экскурсии, и это будет для него полезно и здорово. Право, подумайте об этом!

Одновременно с этим пишу Лид[ии] Ник[олаевне], и там узнаете о моих выступлениях.—Пишу руками, окоченелыми от холода. Весь апрель здесь дождь и холод, и целый день топлю камин. Сейчас приехал Морозов. Его лекция уже назначена, все удалось подготовить заранее. Для французской лекции тоже сделаны разведки и подготовлена почва, не знаю, выйдет ли что-либо из нее. Я веду довольно одинокую жизнь, по иногда точно вихрь налетит и закрутит— приходят гости. К сожалению, со вздохом приходится сказать, что мало получаешь для души от имеющихся встреч. Скажите Лиденьке, что по мнению мужа Вари [Натансон]— для Верочки полезнее итти в ссылку, чем жить за границей. По общим отзывам, публика повсюду, в Париже и в Швейцарии—развинченная, растерянная, ничего не ждет, никуда не стремится. По мнению его, Вира здесь только растреплется. Партии, свары, мелочные дрязги, всевозможная накипь... Екат[ерина] Павл[овпа] 1 на мой вопрос—есть ли интересные люди среди молодежи?—ответила: «не встречала за у 1/2 года ни одного интересного!» А она ведь как мадонна всегда окружена молодежью и очень благожелательна к ней.

1 Пешкова.

40. М. В. Новорусскому. 25. V. 08. Париж.

Дорогой Миша! Давно нет вестей от вас: что вы поделываете? Получили ли мое письмецо о корешках вьюнка, и будет ли исполнено?? Вы писали мне, что в архиве есть две мои рукописи. Одна, писанная вами под мою диктовку, другая—моей рукой. Так прошу вас, вышлите их мне заказной бандеролью. Так как я могу уехать, то на адресе ставьте не мое имя, a M-me Petit. Ну, Мишель, что сказать вам о своей жизни? Нахожу ее не очень удовлетворительной, верно, потому, что не работаю уже 3 месяца, а ведь всегда без этой дисциплины скучновато. Как всегда, искала людей, к которым можно бы прилепиться душой, но, кроме прежних знакомых, никого не отыскала, чтоб восхититься, а если есть кое-кто хорошие или умные, так видалась слишком мало, чтоб сделаться друзьями. Жена Фр[оленко] чрезвычайно добрая, но с ней скучно мне, а сам Фрол среди людей, вне узенькой сферы тюрьмы, кажется каким-то потерявшимся, его наивность слишком бросается в глаза, и если в тюрьме это было забавно, то—в жизни мало интересно. Ведь для каждого человека нужна определенная обстановка, рамка, и он подле земли, в огороде и деревне имел бы особый смысл, составлял бы нечто гармоничное со всем окружающим. Здесь же это диссонанс. Целую вас, дорогой Миша, и прошу не лениться. Женя так тепло говорила о вас, что я преисполнилась удовольствием, что вы живете в дружеской атмосфере.

Как и где проведете лето? Письма пишите по-старому, если уеду—перешлют. Вашему патрону—всегда от меня привет.
Мне очень нужен «Женский Календ [арь]», но я его не получила. Попросите (почтой) М-me Ариан выслать мне под бандеролью.

Следующая